style="font-size:15px;"> Там уже стемнело.
Кто-то во дворе воскликнул испуганно. Залаяла какая-то собака. Ворота дубовые распахнулись, и Добромира действительно буквально вышвырнули в сугроб у дороги, а он даже сделать ничего не смог.
Отплевываясь от снега, он только слышал, как ворота запирали. В мокрых волосах появлялись кристаллики льда, но холода он почувствовать не успел, скрипнул снег и кто-то положил ему на плечи меховой тулуп.
− Потерпи, Мирушка, − прошептала Марья, помогая ему сесть и подавая сапоги. – Пошли у отца обогреешься, он тебя спрячет. Знаешь же, что весь люд тут на твоей стороне.
− Нет, Марья, − покачал головой Добромир, радуясь, что та ему все же вещи принесла. – Приказ у меня царский, останусь – беду на кого-нибудь наведу. Не дело это.
− Пошли хоть оботрешься, да оденешься. Егорка уже Булата из конюшни выпустил, наверняка у леса тебя теперь поджидает. Лук твой и меч твой у него на подпругах, но дай я хоть раны твою омою и хлеба тебе в дорогу соберу.
− Марья, если он узнает…
− Не узнает, брат! – настояла Марья, еще и сапожками в сугробе топнула, под руку его подхватила и к дому кузнеца повела.
Когда уж она его братом называла, ничего с ней Добромир сделать не мог. Мать его, ее матери сестрой родной приходилась, а значит, крови одной они с Марьей всегда были, но вспоминали это не часто, хоть и помогали друг другу, как могли. При прежнем царе Марья, хоть и работала на кухне, да лишь потому что никто такие пиры не мог закатить, как она. А теперь как все: пироги, пряники да капусту квашенную к цареву обеду подавай. Она и в покои ему еду носила, потому что ее одну Гадон не трогал, за косу русую не дергал, юбку не задирал. То ли брата боялся, то ли еще какая оказия ему мешала, только не страшилась его Марья даже сейчас, когда Добромира в дом вела.
− Знала я, что не останешься, − говорила она, у печи на лавку его усаживая. – Только не могу тебя таким отпустить. Чего он от тебя хотел? Куда послал?
− На смерть – не иначе, − честно ответил Добромир, зная, что Марья все равно не отстанет. – Хочет, чтобы я жар-птицу ему привез в жены.
− Он совсем обезумел? Нет же никаких жар-птиц! Легенда это и только.
− Не легенда, − вмешался внезапно кузнец Петро, сидевший так тихо за столом, что его и не заметили, а теперь бороду почесал и заговорил. – Про Ягару ты знаешь, а Ягара много лет живет на этом свете, ее еще моя бабка в детстве такой же как сейчас знавала. Так вот, бабка не только про Ягару рассказывала, но и про девицу рыжую, в леса пришедшую. Она на сносях была, когда сюда явилась. Кто такая, откуда пришла – ничего не говорила, только девочку тут в селе родила, а та, родившись, сразу крылья огненные выпустила, закричала и избу тут же сожгла всю: с сараем, садом и забором, ни колышка не осталось. Девица та в пламени птицей обернулась, дочь свою пылающую подхватила и назад в лес полетела.
− Сказка же, − прошептал Добромир, с трудом на избитые плечи рубаху натягивая. – Он точно просто избавиться от меня решил, вот и все. Причину только
