боялась ее перебить.
– Прошло время, даже не знаю сколько… отсиделась в темноте пока могла, а когда вышла из-под развалин, не узнала отчего края. Все пустыня: ни деревца, ни цветочка, ни лучика солнечного, города засыпало по крыши глиной непролазной, везде серый туман от погромов. Ад, да и только! Еще долго мы, сиротинки, развалы пытались разбирать, искать своих, да напрасно… Сгинули, будто их никогда и не было. А в один день, откуда не возьмись, толпища чужаков прибыла: людей разномастных, разновозрастных, маленьких, да больших, но одинаково обездоленных, гонимых, словно рабы… силами невидимыми. Только потом углядели мы этих…, что взглядом лишь усмирять умели, в пепел превращая любого неповиновенного… С взором колдовским, как у тебя… – хрипло проговорила старуха, тыкая в девушку старческим пальцем. Варя вспыхнула, хотела что-то переспросить, но женщина мотнула головой, чтоб ее не перебивали.
– Собрали они нас в лагеря трудовые и начали заново жизни учить… на черное – белым указывали, а белого – никогда говорили и не было. Вместо него серым все сделалось.
Она опустила взгляд, припоминая детали печального своего детства.
– Еще половину померло за учебу такую. Ибо магию и волшебство, что на тривиях мы познавали, свещи древесные поджигая, – запретили под страхом смерти. Стали нас водой отравленною поить, посленою кормить, что голову беспамятной делает, а волю рабской. Сама не знаю, как догадалась ослушаться, не ела и не пила их отраву с тех пор, потому и сохранила рассудок и помню доподлинно историю. Но видела, как остальные забыли напрочь, подчинились, уверовали, что рабами рождены и рабами умрут.
Она дотронулась до своей головы, на которой волшебным образом завивались кудри, и бабушка на глазах преображалась, становясь все более и более симпатичной.
– А потом началась такая котовасия, что в учебниках ваших школьных описана: пришли белые, потом красные, потом фашисты, потом коммунисты… бесы, одним словом. Кровь человеческая и нечеловеческая, стравленная, лилась рекой, от чего последние всходы плодородных деревьев и цветов, что тепло и свет из центра земли, от солнышка настоящего, несли, – засохли и померли от боли. Большая часть планеты превратилась в бесплодную пустыню, целые города, материки без единой живой души… А тех, кто выжил разделили на колонии и заставили пустоши елками засаживать, гробы бетонные возводить, бойни-фабрики строить. В таких условиях живым прожить разве что полвека можно… Эх, долго рассказывать! – махнула рукой симпатичная Бабуля, стряхивая с юбки последние налипшие пылинки и листики после приключения в лесу. – Ну а после пришли к власти серые… Коим души наши бессмертные понадобились. Вот те кашу настоящую заварили! – покачала женщина головою безрадостно. – Закрыли нас в резервацию и половину неугодных вместе с шалашами да скарбом танками раздавили, на том месте курган возвели, где теперь вон те вышки громоздятся, –
