к ней Мори, – мы оставили Эдвина М. Стэнтона в доме папы Луиса.
– Он выключен? – сверкнула глазами юная леди, этот огонь впечатлил и напугал меня.
– Прис, – сказал я, – похоже, твои врачи в клинике разрыли могилу с монстром, когда выпустили тебя.
– Благодарю. – На ее лице не отразилось никаких чувств. Этот ее абсолютно ровный тон был знаком мне еще по прежним временам. Никаких эмоций, даже в самых критических ситуациях – вот манера поведения Прис.
– Давай приготовим постель, – попросил я Мори, – чтоб я мог лечь.
Вдвоем мы разложили кровать в гостевой спальне, побросали туда простыни, одеяла и подушку. Прис не изъявила ни малейшего желания помочь, она попросту вернулась к своей черепице в гостиной.
– И как долго она работала над своей мозаикой? – спросил я.
– С тех пор, как приехала из клиники. Знаешь, первые две недели после возвращения она должна была постоянно показываться психиатрам в районном Бюро. Ее ведь фактически еще не выписали, сейчас она на пробной адаптационной терапии, своего рода свобода в кредит.
– Так ей лучше или хуже?
– Намного лучше. Я ведь никогда не рассказывал тебе, насколько плоха она была там, в старшей школе. Благодарение богу за Акт Макхестона! Я не знаю, что с ней было бы сейчас, если бы болезнь не обнаружили своевременно. Думаю, она разваливалась бы на части из-за параноидальной шизофрении или вообще превратилась в законченного гебефреника[6]. Так или иначе, пожизненное заключение в клинике ей было бы обеспечено.
– Она выглядит довольно странно, – сказал я.
– А как тебе нравится ее мозаика?
– Нельзя сказать, чтоб она украсила твой дом…
– Что ты понимаешь! – рассердился Мори.
– Я спросила, он выключен? – Прис стояла в дверях спальни. Выражение лица было недовольным и подозрительным, как будто она знала, что мы говорили о ней.
– Да, – ответил Мори. – Если только Джереми вновь не включил его, чтобы продолжить дискуссию о Спинозе.
– Интересно, насколько велик интеллектуальный багаж вашего протеже, – спросил я. – Если вы просто накачали кучу случайных сведений, боюсь, он ненадолго заинтересует моего отца.
Ответила мне Прис:
– Он знает все, что знал настоящий Эдвин М. Стэнтон. Мы исследовали его жизнь до мельчайших подробностей.
Я выставил их обоих за дверь, разделся и лег в постель. Мне было слышно, как Мори пожелал спокойной ночи дочери и поднялся к себе в спальню. Затем наступила тишина, нарушаемая лишь щелканьем в гостиной. Прис продолжала трудиться.
Где-то с час я лежал в постели, пытаясь заснуть. Порой мне это удавалось, но назойливое «щелк-щелк» вновь возвращало меня к действительности. В конце концов, отчаявшись, я включил
Гебефрения – юношеская форма шизофрении, протекающая с ребячливостью, дурашливой веселостью, кривлянием, бессмысленным шутовством.
