Кругом виноград растет, а вина хоть залейся… И девки там уступчивые да жаркие. Говорят, заморское солнце так на них действует. Что еще надо? А надоест все, так иди в корабельщики. В дальние страны торговать, а коль силы есть, так и воевать. Чем не жизнь?
А что русским быть? Стыдоба одна! Родился бы ромеем, кто бы стал байстрюком кликать? Микулка вздохнул и захрустел по насту к ближайшим кустам, справить малую нужду.
Вернувшись в сени он сыскал короб с инструментом, достал неказистый плотницкий нож, тут же подобрал пару баклуш, если одну испортит, и вышел из избы строгать ложку. Мороз отступал, погоняемый золотистыми кнутами Ярила, с крыши капала талая вода, пробивая в насте неопрятные дырки, через которые видна была молодая трава. Странное место Таврика! Где это видано, чтоб снег на зеленую траву падал?
Слева, в едва размытой дали между деревьями, серебрилось залитое светом море. Микулка столько воды отродясь не видывал, слышал только рассказы старших, но и те сами не видывали, довольствовались байками купцов и воинов. Да и рассказы то были о морях студеных, северных… А это теплое, своим светом глаз радует, наполнено движением и не броской, но напористой силой.
Море дышало спокойно, не шипело издали пенным прибоем, но голос свой подавало, сплетая его с голосом леса. Это пели свои утренние песни морянки, нежась на скалах в не злых, пока, лучах солнца. Микулка все силился их разглядеть, небось разнятся с днепровскими берегинями, но хоть и острый у него глаз, не углядел, мешала лохматая стена леса. Зато в прозрачной зыбкой дали, рассекали упругие волны два морских змея, играли, высовывали из воды длинные шеи. Зрелище было завораживающее, Микулка даже на цыпочки стал, чтоб разглядеть получше переливающуюся на солнце радужную шкуру гигантов. Змеи сплелись в необузданном, диком танце и скрылись в темных глубинах. Паренек почесал затылок и уселся за работу.
Первая ложка вышла на удивление ладной. Гладкий липовый черпачок, гнутая плоская ручка. Микулка не удержался и вырезал посреди ручки Родово колесо о шести спицах. Хорошо. Деду понравится. Ложка готова, а руки еще работы просят, никак не привыкли без дела быть. Паренек взял вторую баклушу, повертел в руках, примеряясь, и сделал первый надрез.
Покончив с работой, Микулка вернулся в избу и чуть не подавился слюной от веявшего из печи съестного духа. Дед Зарян вовсю хозяйничал у стола, ломая хлеб, расставляя чашки. Судя по запаху, в доме водилась не только каша, но и мясо, булькавшее в одном из горшков с ароматной юшкой.
– Ну что, путешественник, – улыбнулся дед Зарян, – небось очухался уже? Гляжу из окна, а он ложки строгает… Чай десяток настрогал, никак не меньше!
– Пару.
– Кхе… Пару. А я уж думал, поедем на рынок к ромеям торговать. – в глазах старика так и прыгали веселые искры.
– А далеко ромеи? – навострил уши Микулка.
– Недалече. Верстах в двадцати на закат Херсонес, там те самые ромеи и есть.
– А
