в блаженном одиночестве, как предполагалось, на целый месяц.
Я отключил вай-фай, чтобы никто не звонил. Теперь можно было спокойно почистить журналы и прочее в ноутбуке, но могу вам сказать: я точно знаю, что Интернет был. Я просто от него отключился.
Виноват ли человек, что так отключается? Как будто пытается скрыться.
Надеюсь, что нет. Я даже и не думал об этом.
Но теперь говорю вам, так что можете мне поверить.
Итак, поскольку был Хэллоуин, я позволил гусенице и дьяволенку оставаться в костюмах – не то чтобы они вполне это понимали – и, по обыкновению, провел инвентаризацию запасов еды и алкоголя, оставленных сестрой Мэрион, которая была здесь последней, и затем мы посмотрели эти три мультика, после которых мои дети обычно отключаются и которые я постоянно обещаю себе больше им не показывать, а затем начались слезы – верный признак того, что они опять устали.
Через полчаса после этого, как обычно, дети уже спали.
Мы никогда не думали завести здесь плетеную колыбельку или детскую кроватку, а по две штуки того и другого и подавно. Я уложил детей на автомобильные сиденья и на всякий случай пристегнул ремнями.
Я воображал, что если по склону горы сойдет лавина, то Зои и Кейфан прокатятся в ней в автомобильных сидениях – они же дети своей замечательной мамы!
Первый стакан вина я поднял в память Мэрион.
Я уже собирался поднять второй стакан, когда в дверь что-то стукнуло. Сначала как будто пальцами, не совсем сжатыми в кулак, а потом уже не то чтобы стукнуло, а будто навалилось на дверь.
Я посмотрел на засов через гостиную, пытаясь убедить себя, что не слышал того, что, как я твердо знал, слышал.
Уж не подняла ли мать Мэрион всех на ноги в метель оттого, что я не отвечаю на звонки?
Но тогда я бы увидел свет фар. Услышал бы хруст снега под шинами квадроцикла.
Это также не мог быть и заблудившийся охотник, разве только уж совсем заблудившийся. Сезон охоты закончился десятью днями ранее. Я читал об этом в газете.
Может быть, егерь?
И стукнул всего раз?
– Болван, – сказал я себе, быстро прошел по половику и распахнул дверь, чтобы показать себе, какой я болван.
Передо мной стояла Мэрион.
Знаю-знаю. Но вы должны мне поверить.
Мэрион Грейвз, упавшая со скалы в бурлящий поток год и два месяца назад, растерзанная тысячами литров талой воды, как предполагалось, покоится в донном иле где-то ниже по течению и может показаться на поверхности лишь в следующий сезон. Она стояла передо мной в лыжном костюме, который до сих пор хранится у меня в гараже в городе, и с белой маской на лице, несомненно, взятой из мусорного бака у начала тропы.
Мне кажется, прежде всего, я узнал ее глаза. Как она умоляла ими! Ей было так важно, чтобы я узнал
