на свои руки.
– Война закончилась, – тихо сказал Сантьяго.
– Действительно ли закончилась, если живы люди, которые ее помнят? – мягко спросил Бекер. – Может ли она закончиться, если живы те, кто помнит довоенные годы и может сосчитать людей, которых потеряли? Членов семьи, друзей…
В углу бара, где разговаривали Бекер, Сантьяго и Гомез, стало очень тихо.
Бекер подвинул себе стул и сел.
– Seelenwoche никогда не был временем праздновать, а теперь, после войны, нам остается подводить итоги. Мы почитаем наших мертвых, не только вспоминая их, но и вспоминая, за что они боролись и за что умерли.
Сантьяго кивнул, поднял стакан с пивом и мрачно уставился в него. Кивнул, сделал большой глоток и очень осторожно поставил стакан на стол.
– Зачем вы говорите о таких вещах? – спросил Сантьяго.
– Потому что у нас в семье всегда отмечали Seelenwoche. Наша семья очень… ах… очень была привержена обычаям и традициям.
– «Была»? – спросил Гомез.
– Была.
Сантьяго и Гомез посмотрели на Бекера, и, хотя оба молчали, он кивнул, как если бы они спросили, так же как многие бледнокожие жители Санта-Крус кивали последние несколько лет.
Бекер прикоснулся к изогнутой ручке своей плетеной корзинки.
– Мы любим наших мертвых. То, что они умерли, не делает их менее важными для нашей семьи. Мы видим пустоты в мире, соответствующие по форме каждому из них. Понимаете?
Сантьяго и Гомез кивнули.
– Мы верим, что во время Seelenwoche, – продолжал Бекер, – души наших умерших любимых приходят и сидят за столом вместе с теми немногими из нас, кто уцелел. Мы знаем, что умершие страдают. Знаем, что они задерживаются в мире между миров, потому что церковь говорит нам, что все души попадают в чистилище в ожидании суда. Священники говорят, что лишь идеально чистые затем возносятся к небесам, но остальные должны ждать суда за грехи свои, ждать решения своей судьбы. Это то, что должны испытать все души, ибо, в конце концов, был ли кто-нибудь без греха? Вероятно, Иисус, но кто еще? Никто, если верить священникам, с которыми мне довелось говорить.
Сантьяго и Гомез молчали, но и не прогоняли Бекера от своего столика.
– Священники говорят, что в день страшного суда души всех мертвых либо вознесутся, либо будут сброшены в яму. А до тех пор они ждут и ждут. Так что заботиться о них должны мы. Помнить их и молиться о прощении их грехов здесь, на земле, давать возможное утешение. Вот почему у нас есть этот праздник. Он напоминает нам, что надо помнить их. И помнить, что они помнят, как были живыми. Может, они и мертвы, и не имеют земных тел, которые мы можем видеть, только когда завеса между мирами тонка – как, например, на этой неделе, – но они все чувствуют. Голод и жажду, радость и отчаяние, восторг и боль. И страх. Да, друзья мои, они очень хорошо знают, что такое страх. Во время Seelenwoche мы оставляем хлеб и воду, чтобы они могли утолить голод и жажду. Мы
