событий вчерашнего дня.Завернулась, от холода прячась,
в право-левое до бровей.
Все равно ей, что левость, что правость, —
лишь бы стало чуть-чуть потеплей.
Завернулась в скандалы, интриги
и футбольные матчи – до пят.
Из-под ног манекенщицы Твигги
ее ноги босые торчат.
Лимузины, подлодки, ракеты
навалились, к асфальту прижав.
Скачки, яхты, стриптизы, банкеты —
все лежит на крестьянских плечах.
И витринная белая лама
видит горестно из-за стекла:
на лопатках ее кровь Вьетнама
проступает сквозь фото, тепла.
Из-под сора всемирного рынка,
не умея все это понять,
смотрит ламой затравленной инка —
человечества скорбная мать.
Ее кривда эпохи согнула,
придавили ее этажи,
и она, как живая скульптура,
правда мира под ворохом лжи.
О витринная белая лама,
ты прижмись к ее впалой груди,
ее высвободи от хлама,
в Сьерру-Бланку ее уведи!
Представитель державы великой,
молчаливо склоняюсь, как сын,
перед этим измученным ликом —
скорбным ликом в каньонах морщин.
Ведь забилась внутри одичало,
под лохмотьями еле дыша,
величайшая в мире держава —
человеческая душа.
«Перуаночку, гринго!» – с присвистом
мне кричат, а я молча стою.
Не хочу объяснять я таксистам,
что нашел перуанку мою.
Мусорщики Эквадора
Пыль бунтарствует,
грязь протестует,
и коварствует
водопровод.
Мусор царствует,
мусор бастует —
он себя убирать не дает.
Ветер буйствует,
эхом вторя
грозным крикам плакатных букв:
это мусорщики Эквадора
поднимают отчаянья бунт.
Бьется лозунг неустрашимо,
архимедовски озорной:
«Дайте мусорные машины —
мы очистим весь шар земной!»
В окна муниципалитета,
словно грязи слипшийся ком,
гневно с улицы полетело:
«На балкон,
президент,
на балкон!»
Полицейские празднуют труса.
С песней мусорщики идут:
«Если урн не хватает под мусор —
избирательные подойдут!»
Ребятня, лопоча, набежала.
Головенки курчаво торчат,
и невидимый отсвет пожара
озаряет эквадорчат.
Не кокетливый демон странствий
по планете бросает меня,
а всемирный порыв демонстраций
против хунты хламья и хамья.
Здоровенный мулат,
пол-арбуза
запустив
