говорить не могли. Ну? Что скажешь?
Роман прочистил зубы и сложил руки на груди.
– Ты прав, Тимофей Тимофеевич, – он и заглянул великану прямо в глаза. – Только вот ответь и ты на вопрос. Какой у тебя план действий? Как ты планируешь эвакуировать экспедицию?
Буров не ответил. Только смотрел на Романа долго, испытывающе.
– Отвергаешь – предлагай. Всё ж просто, Тимофей. Усомнился во мне и хочешь решать? Хорошо. Я сложу с себя полномочия, но только вот чего скажи мне, друже: ты сам-то не дышал триполием? И другие им не дышали, нет?
Буров повёл плечами. Хоть пасмурное лицо и не выражало ничего, командир понял, что попал в цель.
– Кто ещё против порыться в голове Ганича? Кто считает так же? Что я просто насмотрелся галлюцинаций?
– Не нагнетай, – прогудел Буров и вернулся на место. – Никто так не считает. Только я. Признаю – перегнул палку.
– Предлагаю голосовать… – несмело вставил Трипольский.
– Обязательно проголосуешь! Как-нибудь. А пока, – Роман зло покусал щёку, – приказываю: капитану Неясовой подготавливаться к погружению, капитану Бурову оказывать ей техподдержку по всем возможным вопросам с реаниматором, лейтенанту Иванову – ПИМ в зубы и ни на шаг от Ренаты Дамировны! Не слышу!
– Есть, – хором ответили космопроходцы.
– Ему, скорее всего, не пережить погружения, – примирительно произнёс Буров.
– Выживет – молодец. Вернём настройки реаниматора обратно, не проблема, – отозвался Роман. – Нам гораздо важней сейчас две вещи. Нужно выяснить, что это за Слово такое, за которое нам посулили помощь.
– А второе? – спросил Иванов.
– Отчёт по Ясной. Настоящий, не тот винегрет, что мы видели.
– Его нет, – уже уверенней встрял Трипольский. – Никакого отчёта нет и не было никогда. Ну, в привычном нам смысле.
– То есть? Поясни.
– Когда Михайлов наш, – Фарадей кивнул в сторону медблока, – возвращался на Землю, обе женщины-психосервера уже пропали. Некому было вкладывать отчёт ему в голову. Всё, что он принёс с собой в Новосибирск, да и в Вашингтон, – его личные воспоминания. И только.
– Всё так, Лёша. Только воспоминания эти сейчас могут оказаться дороже, чем рукопись «Отечества» Виктора нашего незабвенного Кима.
На какое-то время повисла тишина.
– Нужно настроить систему внешнего наблюдения. Мы тут как щенки в коробке, – резонно предложил Буров.
– Ты говорил уже.
– И ещё скажу. Это первостепенная задача. Не в голову Ганичу лезть надо, а на крышу модулей. Ты знаешь, Роман Викторович, я суеверный. Потому очень прошу – пусти сначала «глаза» починить. Потом уже остальное.
– Дельно… – признал Роман. – А при чём тут суеверия?
– Не обращай внимания. Встал не с той ноги.
Наружу пошли втроём: сам командир, Буров и Иванов. Последний
