мостику, на всякий случай держался за поручень. Пальцы сразу закоченели: «Когда уже перчатки заведешь?»
На переходе пришлось долго дожидаться зеленого, машины как стада бизонов медленно и нескончаемо ползли мимо, временами сердито взарывая. Тут его окружили подошедшие со всех сторон парни и девушки с рукзачками и сумками, студенты спешили в институт. Они встали плечом к плечу вокруг, здоровались, махали руками друг другу, переговаривались за его спиной и перед ним, смеялись. Его не замечали. Сейчас они сомкнутся, и он исчезнет, растворится в них. Ему стало тесно, и не дождавшись зеленого света, он шагнул на дорогу, лавируя между еле движущимися маршрутками, автобусами и легковушками, перешел на другую сторону и дальше до самого офиса шел уже не останавливаясь, не глядя по сторонам.
***
Потом кто-то включил музыку, кто-то пошел танцевать, он собрался выйти на воздух покурить, уже встал, но Марина потянула его за рукав:
– Пойдем, потанцуем.
И он пошел. Они танцевали под сладкоголосое «Happy New Year” Аббы. Она смотрела ему в лицо слегка снизу:
– А помнишь наш первый Огонек в четвертом на восьмое марта? Ты тогда пригласил меня на медленный.
Он не помнил:
– Да?
– А в пятом мы ходили в читальный зал, писали какой-то доклад что ли, по истории, а потом еще гуляли.
– Ну, конечно, помню, – ему было все равно, – пятый класс, она бы еще из первого что-нибудь вспомнила. Очень хотелось покурить. Но он смотрел в ее глаза, они казались ему зелеными как состарившаяся иранская бирюза, на выбившийся из тугой французской косички завиток возле уха, позолоченный бликами света от зеркального шара под потолком и продолжал медленно кружится в духоте тесного пространства, стиснутый со всех сторон танцующими телами.
Наконец музыка сменилась, он извинился и, накинув куртку, вышел, наконец, на улицу и закурил. Горели фонари, мимо неспешно шли люди, снег скрипел под их ногами. Этот скрип гораздо больше напоминал ему детство, чем все эти бесконечные «А помнишь?» А в Городе снег под ногами не скрипит. Там его и нет вовсе, тротуары или вычищены, или сплошная хрень господня.
– Ты что куришь? Данхил? Угостишь? – рядом стоял Термос, здоровый, раскрасневшийся от выпивки и плясок, на холоде от него валил пар. «Орловский рысак», – он протянул пачку. Термоса тянуло поговорить:
– Лихо девки пляшут. Классные у нас девчонки.
– Угу, – поддержал он, затягиваясь.
– Умницы-красавицы. Лариска, вот, – молодец. Она, когда еще в педе в нашем училась, замуж за Аркашу Камаза вышла, помнишь такого?
– Нет.
– Ну как же, авторитет нашенский в девяностые был. А его и пристрелили в скорости, какие-то разборки, не знаю. Так Лариска и пед закончила, и сына вырастила, и все сама, одна. Маринка вон тоже…
– Что, тоже за авторитета вышла?
– Да
