style="font-size:15px;"> – Ну, раскрывай, показывай, что они там передали.
Я поставил сумку на лавку. Крестный помог мне открыть её, заглянул внутрь и довольно добавил:
– Хо. Ради такой вечери можно и работу отставить, – повернувшись к молотобойцу, сказал, – Мой руки, Борис, сейчас святой вечер себе устраивать будем.
Они повечеряли, крестный сложил посуду в сумку, а потом открыл дверцу шкафчика, где лежали сверла да лерки, и достал небольшой сверток. Разворачивая газету, пояснил:
– А это тебе за вечерю. Рубаха новая. Крестная Катя шила, а я ей помогал. Нитки в иголку вдевал и пуговицы подавал. Должна быть впору, по мерке шила, – развернул и приложил рубаху мне к груди. Посмотрел на меня, на рубаху и добавил:
– В самый раз будет. Я тебе сейчас её в сумку положу, чтобы не потерял.
– Ой, не надо, крестный, – попросил я, – лучше её за пазуху положить, а то она в сумке там вымажется. Она такая белая!
– За пазуху, так за пазуху, – согласился он и засунул мне сверток за пазуху, так чтобы часть рубахи выглядывала наружу. А потом спросил:
– Ты погостишь с нами или домой идти будешь?
– Что Вы? Задерживаться никак нельзя. Я же всей родне теперь вечерю буду нести, – гордо объявил я.
– Как? И к нам придешь? Деду Ивану тоже принесешь?
– Не, на Бочанивку меня пока одного не пускают. Но ничего, дедушка же Иван у нас колеса тешет, и они уже обедали.
– Конечно, если обедали, то обойдутся и без вечери, – усмехнулся крестный.
– Так я пойду?
– Конечно, иди. У тебя вон сколько дел сегодня.
Когда я вернулся домой, плотников уже не было. Сегодня святой вечер, и они ушли с работы раньше. Меня заставили раздеться. Сказали, что нужно обогреться, хоть я совсем не замерз. Долго рассматривали подаренную мне рубаху. Затем бабушка вымыла миски, в большую миску положила новую порцию кутьи и налила в неё немного воды с растворенным в ней медом.
Дедушка спросил:
– Ты меду не пожалела? Сладкая вода?
– Я его в горячей воде растворяла, а потом остудила, она хоть и кажется жидкой, а сладкая очень.
– А полила что так мало, как украла?
– Мне не жалко. Только он ещё не проследит, где-нибудь наклонит, и выльется все в сумку. А так и кутья сладкая, и вода не выльется. Поэтому и миску не до верху наполняла.
– Ну, смотри, тебе видней, – согласился дедушка.
Мне следовало отнести вечерю через дорогу дедушке Антону, затем в соседний дом к бабушке Полтавке, а потом за Дерезовую кручу, на бугор к бабушке Явдохе.
Зашел во двор к дедушке Антону, поскользнулся и чуть не выронил сумку с кутьей. Спуск во двор у них был крутой и скользкий. Тогда я подошел к хате, оперся одной рукой на прызбу31 и спустился во двор, придерживаясь за неё. На крылечке
Прызба – что-то среднее между цоколем и завалинкой. Нижний венец рубленой хоты ставили на высокие каменные валуны. А пространство от земли до первого венца сруба огораживали плетнем. Плетень выступал за границы сруба четверти на две (так чтобы камни были внутри плетня). Внутреннюю часть сруба заполняли землей, землю утрамбовывали и застилали жидкой глиной, перемешанной с соломой. Снаружи плетень сначала обмазывали глиной, замешенной с соломой, а потом гладко штукатурили глиной, замешенной с песком и конским навозом. После высыхания красили желтой глиной, которую приносили с охрового завода Лучшего места, чтобы посидеть в сумерках, трудно было найти.
