гробовая тишина. Старушка на сцене замерла в нелепой позе, повторяя какой-то странный звук: что-то вроде дзын или кабзын. Не знаю, что это значило, но все притихли, и только неуклюжий мужчина все никак не мог достать мой телефон. Волнение росло. Под ложечкой дергало и заставляло напрягаться. И не зря.
Вы знаете, что такое закон подлости? Вот я точно знаю. Старушка, напевшись вдоволь своих песен, наконец замолчала и подошла к краю сцены осматривая присутствующих. Прищурившись, она смотрела так, как будто кто-то из зала должен ей крупную сумму денег. Все, конечно, напрягись, но я больше всех. Мужчина все еще пыхтел под креслом, и мое чувство вины, что он сейчас пропустит самое интересное, росло в геометрической прогрессии. Но когда в этой тишине (лучше б барабаны) запела мощным голосом Адель песню «Hello», (да – это мой телефон, да, это моя грустная мелодия на звонке, да, она очень смысловая и качественно отображает мою жизнь, и я каждый раз ответственно чувствовала себя героиней этой песни, когда ее слушала), но сейчас мне было не до героини. Я не то, что напряглась, я мысленно стерла себя с лица земли, успев, правда, извиниться перед подругами и впереди сидящим, а точнее: ползающим под креслом мужчиной.
Роутег тут же метнула свой зоркий взгляд в нашу строну и побежала по сцене на звук. Остановившись напротив, она вперилась в меня взглядом. Я сделала вид, что наблюдаю за мужчиной, сетую на такое бесцеремонное поведение и даже попыталась посмотреть шаманке в глаза и поцокать языком, раскачивая головой, мол – ай-ай-ай, какой кошмар и как не стыдно. Но, не понимая моих сигналов, старушка вдруг крутанулась вокруг себя, стукнула в бубен и выкрикнула что-то нечленораздельное. Зал прислушался, я напряглась. Тут где-то из-за кулис раздался нормальный женский голос переводчицы, которая четкой поставленной речью выговорила:
– Третий ряд, одиннадцатое место, поднимитесь на сцену.
По залу пополз шум. Все стали вытягивать шеи и поднимать зады, чтоб увидеть этого счастливчика. Я, повторяя движения толпы, тоже начала крутить головой, но тут резкий толчок в бок Танькой выбил меня из ступора.
– Ты чего тупишь?! – гаркнула она и стала вытягивать меня из кресла. – У тебя одиннадцатое, иди давай.
Опешив, я вжалась всеми порами в кресло и стала ногами в распорку.
– Не пойду! Я не хочу, я не готова и вообще не в том виде, чтоб по сценам ходить, – затрещала я.
– Ты что, дура?! – продолжала шипеть подруга. – Это твой шанс. Знаешь, сколько у нее стоит личная консультация?! Тысячу долларов. Тебе повезло, в программе указывалось, что будет индивидуальная работа с одним человеком из зала. Саша, тебя из всей этой толпы на полторы тысячи выбрали, иди давай! – и она силой вырвала меня из не очень мягкого, но очень родного кресла и толкнула в проход, который вел на сцену. Я посеменила вперед, путаясь в длинной юбке, все время пытаясь упасть. На ступеньках у меня почти получилось это сделать, но галантный мужчина с первого ряда успел подать мне руку, за которую я схватилась, как за спасательный круг. Я так жалобно глянула
