которую он изо всех сил старался забыть. Однако пациент о его стараниях не догадывался, к тому же был явно из тех, кого пережитый стресс делает болтливым, как сорока.
– С тобой такое было?
– Да. – Алекс помедлил. – Но я не запоминаю ощущений.
Подняв голову, Данила с любопытством взглянул на него.
– Правда? Я тоже.
И глубоко задумался.
– Помню, когда бывает больно или приятно… – Алекс сменил ватную палочку и зашел с другой стороны, – жарко или холодно… горько или сладко… Но все это воспоминания о впечатлениях, а не об ощущениях. Если болезненные ощущения сопровождаются страхом, отчаянием, злостью, то именно это и запоминается. Происходит эмоциональная привязка. Если приятные ощущения сопровождаются восторгом, воодушевлением и прочими экстазами, то запоминаются они. – Он замолчал и тронул пальцем вздутую багровую ссадину на правом плече Данилы. – Цепью?
Тот коротко кивнул.
– Только не говори, что это пойдет мне на пользу.
– Почему не говорить? Ты считаешь, это не пойдет тебе на пользу? А как же новый опыт, его осмысление…
– Падла ты, – сказал Данила, улыбаясь до ушей.
Через час он бесшумно проник в библиотеку, где Алекс, полулежа в кресле с ноутбуком на коленях, одновременно редактировал текст, курил и прихлебывал из стоящей на полу рядом с пепельницей кружки остывший чай. Как всегда разобиженная Арина дулась в спальне, как всегда озабоченная Вера жарила на кухне котлеты и рубила салат.
– Можно?
– Ты у себя дома, парень, – ответил Алекс, не отрываясь от экрана.
– Но я не к мебели, а к тебе.
– Тогда заходи.
Задвинув тяжелые портьеры, отчего в помещении воцарился уютный полумрак, Данила присел на край журнального столика. Потянулся за пачкой сигарет. На нем были те же синие джинсы, туго обтягивающие бедра, и клетчатая ковбойка нараспашку поверх белой футболки. Разбитая челюсть слегка припухла, кровь запеклась на коже коричневой корочкой.
Алекс бросил ему зажигалку.
– Если заглянет Вера, должен ли я сделать вид, что курю две сигареты сразу?
– Только если хочешь произвести на нее впечатление, – фыркнул Данила.
– Неплохой ответ.
Глядя на его лицо, кажущееся непривычно строгим в мягком рассеянном свете торшера, строгим и взрослым, Алекс подумал, что надо, наверное, дать ему возможность высказаться, несмотря на вероятный… нет, даже неминуемый наплыв собственных параноидальных флюидов.
Проклятье. Друзей у него нет, что ли? Впрочем, Арина говорила, что он в достаточной степени сумасшедший, чтобы люди старались держаться подальше от него.
– Я не знаю, как это пережить, – вытолкнул из себя Данила, дрожащей рукой поднося к губам сигарету. Голос его звучал глухо. – Я не знаю, как с этим справиться.
Отложив ноутбук, Алекс выпрямился в кресле. Посмотрел на стоящую внизу пепельницу… на ссутулившегося Данилу… опять на пепельницу…
– Рассказывай.
