смог и тогда сел прямо в грязь и разулся.
– Бейте! – выдохнул и свесил голову.
– Нет, надо встать! – приказал со спокойной строгостью человек в пальто, держа руку в кармане.
Данилов упёрся рукой в слякотную землю, другую руку вскинул, вытянул и с усилием поднялся на ноги в шерстяных носках.
– Повернитесь спиной!
Он, переступив по грязи, повернулся, руки повисли. Пола рубахи, штаны были в липкой грязи. Москанин вынул из кармана пальто руку с наганом, отработанным движением согнув её в локте и подняв, выстрелил Данилову в затылок. Голова дрогнула, Данилов повалился назад – командир принял его на вскинутое колено и согнутую в локте руку с револьвером, подхватил и другой рукой, с силой толкнул тело снизу, приподнимая, и опрокинул в яму.
Пряча наган в глубокий карман, увидел, что пальто выпачкано грязью: лицо выразило недовольство.
Он посмотрел на троих своих, на Илью и Маркела, сказал:
– Возьмите ещё лопаты, заройте поскорее!
И пошёл распоряжаться подготовкой к отъезду. Давеча его люди, как он велел, отрубили головы последним гусям, отдали Марии ощипывать.
По двору туда-сюда ходили деловитые красногвардейцы, кто запрягал лошадей, кто насыпал зерно в мешки, укладывал на сани. Когда обоз отправили на станцию, на кухне в двух котлах доваривались гуси с лапшой, картошкой, морковью и луком. С Москаниным в горнице собрались десяток его людей, были тут Маркел и Илья. Мария помогла расставить посуду, ушла и где-то спряталась. Каждый до краёв налил себе тарелку густым жирным супом, ели так, что за ушами трещало. Лев Павлович объел гусиную ножку и крыло. Едоки прибрали и три сковороды жареных гусиных яиц, напились молока.
– Товарищи, время! – произнёс командир, и красногвардейцы, вытирая руками рты, повалили из дома.
Он во дворе, стоя около своей лошади, прощался с Маркелом, Ильёй и Марией, которую велел найти и привести.
– Дом принадлежит вам троим! – объявил он. – Живите хорошо, вы работаете на себя.
Затем обратился к Илье Обрееву:
– После сева вам надо вступить в Красную гвардию.
– А как же! Получил – надо и послужить! – тот бодрым голосом, всем видом выразил истовую готовность.
Командир пожал ему руку, перевёл взгляд на Маркела:
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Тебе тоже надо вступить.
Маркел смущённо сказал:
– Я хочу под вашу команду.
– Это у тебя от незрелости – служат не человеку, а идее всемирного могущества! – Москанин сжал руку парня и вдруг вспомнил: – А то, что было сделано с вашим бывшим хозяином, – это мера целесообразности! – он отчётливо повторил трудное слово: – целесообразности!
Вдевая ногу в стремя, на миг обернулся:
– Гляди на маяк!
И сев в седло, выехал на улицу, где собрался его отряд, дабы двинуться в ещё не освоенные красными места
