воим родственникам!
– Я поранился! Идти больно!
– Вставай и дуй в строй! – сказал командир и дал мне в ухо.
Я нацепил сандалий, встал с мильного камня, схватил свой щит, фурку с копьём, и побежал в пыль догонять колонну.
Мы шли по дороге к огромной горе, а я прихрамывал, потому что острый камень порезал мою ступню.
– А Гессор совсем озверел! Я думал, декан прирежет тебя – ему везде чудятся дезертиры! – сказал Кастул.
– Не прирежет! Им и так людей не хватает! Еле три тысячи собрали. Не знаю, на что Габр надеется. Либеры расправятся с нами, как с мальчиками, – сказал немолодой уже мужчина, которому, казалось, было за пятьдесят.
К нам подошёл декан Гессор.
– Я повторяю, но в последний раз! Если кто-нибудь решит свалить – найду и выпущу кишки! – сказал он.
– Не волнуйся, Гессор! Мы с тобой до конца! – сказал пожилой воин.
Гессор похлопал верного мужчину по плечу и пошёл вперёд.
– Шире шаг! Старина Везувий приветствует нас, парни! – крикнул он.
– Габр приказал распять каждого декана, который растеряет бойцов по дороге. Вот Гессор и переживает. У него же семеро детей, да и жена красивая! – сказал пожилой воин.
К вечеру мы разбили лагерь у подножия горы, разожгли костры и поставили палатки. Подошёл обоз с нехитрым провиантом и мутной водой.
Перед ужином нас построили, и к нам на лошади выехал седеющий человек в богатых доспехах, яркими перьями на шлеме, и с пурпурной лентой на рукавах. Красавца-мужчину освещали факелами двое всадников.
– Клавдий Габр! – шептались по рядам.
– Воины! – сказал он. – Скоро вам предстоит доказать свою верность Риму!
Полководец показал рукой на гору.
– Эти ублюдки залезли на Везувий и думают, что их там не достать! Это глупо и смешно! Долго ли они там просидят без еды и без воды? Я принял решение подождать их здесь! Скоро они слезут и попросят пощады! Или хлеба! Но они не получат ни того, ни другого! Всякий, кто посягнёт на римский образ жизни и наши традиции будет уничтожен! Боги помогут нам, потому что за нами правда и сила наших предков! Когда вшивые головы этих мудней будут нанизаны на наши острые копья, каждый из вас получит по сто сестерциев! Ну, а я приму от Сената скромный венок! А мне большего и не надо! Потому что я здесь не для себя, а для римского народа! И если понадобится, я встречу смерть, но не изменю нашим скрепам, которые приняли наши предки ещё во времена Ромула и Рэма!
– Слава Габру! – завопили со всех сторон.
Полководец улыбнулся, поднял руку, и толпа замолчала.
– И если кто-нибудь из вас решит, что ему здесь не место, что римские традиции храбрости и долга перед Родиной – это не его традиции – пускай идёт домой! Я его не держу! Но нужен ли такой гражданин Риму?
– Нет! Нет! – кричали воины.
Габр снова улыбнулся и поднял руку, чтобы солдаты замолчали.
– Каждый дезертир лишится гражданства, а его семья – бесплатного хлеба! Это я вам обещаю! Риму не нужны нахлебники, которые не желают очищать его от смердящего гнилья! Слава Риму!
– Слава Риму! – подхватили солдаты.
Военачальник снова успокоил солдат жестом.
– Эй! Чего разорались? Спать мешаете! – крикнули из темноты со стороны Везувия.
– Заткнись, либерная морда! Скоро вы все сдохните! – крикнул в ответ Клавдий Габр. – Клянусь Юпитером – не один из вас не уйдёт от карающего меча римского правосудия!
– Сам заткнись, жирный боров! Вертели мы твоё правосудие с твоим Римом в придачу! Солдаты, не слушайте лживого Габра! Такие, как он заставляют вас умирать за свои долбаные интересы!
Солдаты молчали, а полководец, вероятно, почувствовал смятение в солдатских рядах.
– Если бы сейчас светило солнце, я бы лично перерезал тебе твою паршивую глотку! – крикнул он в темноту.
– Иди накуй, Габр! – был ему ответ.
Клавдий Габр снова обратился к своему войску.
– Вы видите, как рабы растявкались? Совсем распустились, суки! Ну ничего, мы заткнём им глотки! А сейчас – ужинать! И напоминаю деканам, что если хоть один отважный воин покинет его контуберний – распну, как кусок дерьма!
На ужин нам раздали хлеб и пшено, а пить предложили затхлую воду.
Мы сели у костра, который разожгли рядом со своей палаткой. Я был голоден и уплетал булки.
– А где поска? – спросил Гессора Кастул.
– Скажи
