понимал этого раньше, а теперь понял.
Почему не понимал, он же взрослый человек!
Не переживай, мальчик…
– Все ваши вопросы, – заговорил он решительно, – слишком… финальные, понимаете? На них невозможно ответить, потому что сначала нужно ответить на другие.
– Какие?
– Я подслушал разговор в тот день, когда вы стукнули меня по голове. Какая-то женщина в кустах говорила, что этого так не оставит, найдет управу, что-то такое. Это не было… болтовней, понимаете?.. Все всерьез. Я тогда здесь никого не знал и голос тоже не узнал. Потом Федор по телефону угрожал кому-то, я тоже слышал. Да он и не особенно скрывался! Позавчера я видел, как из его дома выскочила Женя, вся в слезах. Что она там делала? Что могло произойти?
– Женя? – недоверчиво переспросила Элли. – Из дома Федора?
– Вот именно.
– А вы…
– Я не ошибся, ничего не перепутал, мне не померещилось, и галлюцинациями я не страдаю!
– Зато я страдаю! – провозгласила Нателла Георгиевна басом. – Мне везде мерещатся медведи, да, мальчик?..
– Я не мальчик!
– Положить тебе в кофе сгущенки, э?.. У нас есть отличная, самая натуральная, почти что советская!..
– Я не пью кофе со сгущенкой. Я вообще сладкий не пью.
Нателла установила на стол кофейник, полюбовалась на него и как-то очень ловко, в одну секунду, собрала все со стола и подала чистые чашки. Солнце сверкало в голубых и золотых прожилках, отражалось от них. Потом она куда-то выбежала, вернулась с подносом, на котором было что-то аппетитно наставлено, и оказалось, что почти пустой после завтрака стол вновь ломится от разных угощений.
Плетнев даже не понял, как это вышло.
Нателла налила ему кофе.
– Что ты смотришь? Я же грузинская женщина, а не какая-то там эмансипированная. – Она повела бровью, и Плетнев отчего-то захохотал, и Элли засмеялась следом. – Стол всегда должен быть накрыт, это очень утешает! Сколько тебе ложек, мальчик?
– Чего?
– Сгущенки. Одну или две?
– Две.
Он отхлебнул и замычал от удовольствия.
Его французский доктор в это время, должно быть, упал со стула в своем французском кабинете.
– Откуда пошел слух, что Люба подворовывает в домах, где убирает? Он ведь откуда-то пошел! Если ни у кого ничего не пропадало, значит, взяться ему неоткуда! У вас когда-нибудь что-нибудь пропадало?
Тут мать и дочь разом оглянулись по сторонам, как будто им только что пришло в голову проверить, пропало или нет!..
Блаженные, подумал Плетнев, с удовольствием прихлебывая из чашки. Ну точно, блаженные!
– Мы почти уверены, что у нас все на месте.
– Тогда у кого пропадало?.. И если все это наветы и клевета, почему Люба не защищается? Почему собирается платить? Зачем ей продавать дом?.. – Тут обе его собеседницы разом всполохнулись, как куры из хозяйства бывшего банкира, и Плетнев повысил голос: –
