я, Саротин и ещё один парень по очереди должны были дежурить возле неё. На второй день Кат предложил мне бежать с жемчужиной. Он нашел покупателя, пообещавшего просто невероятную сумму.
Девушка слушала князя, затаив дыхание. Инварес прикрыл глаза, ему казалось, он вновь стоит перед сияющей громадной, идеально ровной жемчужиной, слышит голос Саротина.
– Инварес, порой твоя честность, и благородство граничат с идиотизмом. Ты представь, мы сможем купить себе несколько Галактик!
– Ну, и что мы будем делать с ними, – усмехнулся князь. – Да и не пойму, тебе это зачем? Ты в любой момент можешь отправиться к Анквиру и наслаждаться жизнью.
– Нет, – упрямо покачал головой Саротин. – Я хочу свою власть, свои деньги. Я предлагаю это тебе, потому что ты – мой друг.
Инварес прищурился.
– И ты так плохо знаешь меня, что предлагаешь мне стать вором? Впрочем, Пиу, я всё-таки надеюсь, что ты шутишь.
Воцарилось молчание. Мужчины пристально смотрели друг на друга.
– Да, – внезапно улыбнулся Саротин. – Да, конечно. Что-то я погорячился. Иди спать, Инварес.
– Точно? – князь недоверчиво смотрел на линомца. – Ты не натворишь глупостей, Пиу?
– Да брось ты!
– Ну… ладно. Хочешь, я прикажу Рарду постоять твою очередь?
– Всё нормально. Оставь!
– Через несколько часов меня разбудили, – тихо продолжил Инварес. – Рарда пришел сменить Саротина и не обнаружил ни его, ни жемчужины. Естественно, я возглавлял поиски. Мы поймали его быстро. Он отстреливался. И ранил меня тогда… довольно серьезно, стрелял почти в упор. А я не мог выстрелить. Просто не мог, хотя никогда не имел проблем с тем, что надо делать по уставу… Его поймали и передали Такарам. Они хотели убить его. Я сутки стоял перед их Анклавом, убеждая и рассказывая всё, что только можно, любые сказки. Начал я тем, что он буйно помешанный, чем закончил – уже не помню.
…Темный зал, только в середине, где стоит Инварес – пятно яркого, жаркого света. Он не может видеть членов Анклава, они за пределами этого пятна. Он уже ничего не видит, ничего не соображает и не стоит на ногах. Не видит он и Саротина, но знает, что он тоже где-то здесь, под охраной.
– Высокий анклав, – в тысячный, должно быть, раз повторяет князь охрипшим голосом и чувствует, как от жары по его лицу течет пот, ощущает, как становится мокрой рубашка – открылась рана, кровь проступает сквозь ткань – это… это вообще было боевое учение.
– Боевое учение? – раздается скрипучий голос. – Преступник сознался – это раз. Вы ранены – было б это учение, стал бы ваш друг в вас стрелять? Инварес, почему вы защищаете его? Инварес, вы слышите нас? Почему вы защищаете его, ведь мы прекрасно видим, что он сделал, помимо того, что покусился на нашу реликвию?
Инварес вздрогнул от воспоминания.
– Одним словом, казнь отменили. Заменили заключением. Когда его уводили он… плюнул мне под ноги и сказал, что никогда не забудет, кому обязан самым большим в жизни унижением.
