тем, что казалось возможным и доступным – за неимением гербовой. А разве не так?
Впрочем, в том случае мне было всё равно. Ну, приклеился, вошёл в наш «большой круг», ходит с нами гулять и в кино. За мной, если можно так выразиться, ухаживает – зонт держит над головой, когда дождь, конфетами угощает, в тёмном кинозале непременно рядом пристроится и за руку норовит схватить. Да пусть!
Но однажды случилось непоправимое. Для него. В каком-то трёпе я процитировала сатирическую реплику Жванецкого про совковый бардак. Вдруг этот дурак нахмурился, скривился, как от кислого, и высказался:
– Не люблю этих картавых сатириков! Они всегда на русских грязь льют, притворяясь критиками. А сами радуются любой нашей беде.
Я вытаращила глаза, а у моих Малюдок сделались бульдожьи мордочки. Это означало, что они сейчас могут начать очень больно кусаться, длинному тупице мало не покажется. Они-то помнили, что я – наполовину «картавая». Хотя для меня самой дело было отнюдь не только в этом. В общем, Людка всего на секунду меня опередила.
– Позвольте вам выйти вон, – железным тоном произнесла она.
– Чего? – вылупился, не читавший Чехова защитник обижаемого «картавыми» народа.
– Пшёл отсюда! – чуть громче, чем нужно для обычного разговора, уточнила я. – И чтоб духу твоего не было в двадцати метрах от меня, понял?
– И от нас тоже! – крикнули Малюдки.
Дурак побледнел, потом покраснел, губы его сжались в ниточку, глаза сузились.
– Ах, вот оно как, – тихонько произнёс он. – Всё ясно.
– Вот и вали!
С тех пор до самого выпускного мы с ним поглядывали друг на друга с плохо скрываемой ненавистью.
Так что политика вмешивалась в мои отношения с людьми давно, аж со старшей школы. Может, это нормально? Просто меру надо знать. А какова эта мера, сколько в граммах или литрах? Где граница допустимого? Наверное, для каждого своя. С юности я была изрядно политизирована, мои убеждения с тринадцати лет стали твёрдыми, в чём-то по сей день неизменными, некоторые свои взгляды я, разумеется, за столько времени пересмотрела.
Мне кажется, в нормальной жизни в этом ничего такого нет: ты республиканец, я – демократ; ты – тори, я – виги, но это глубоко личное дело и к походам в кино и на танцы отношения не имеет. Но где норма, а где Россия? Здесь даже несчастный поэт обязан быть больше, чем просто поэтом.
Если не «забивать» на политику и знать историю страны, анализировать прошлое, думать о будущем, то непременно нужно выбрать некую сторону – за «красных» или за «белых». Это бывает критично для самоопределения и понимания, с кем ты, кто твои друзья и кого ты пустишь в свой дом и в свою жизнь, а кого ни за что. В России всё полярно и непримиримо.
Наша юность пришлась как раз на эпоху перемен, которой древние китайцы пугали и проклинали. Принципиально я с ними, с китайцами, не согласна: смотря от чего к
