знамя, как…
– Не об этом нужно думать, – нахмурился Ус. – Если срочно, прямо сейчас, ничего не предпринять, кранты тебе, Серега, – говорит это, а сам тесаком себя по колену лупасит.
Вижу, сказать что-то хочет, но не решается. Дай, думаю, помогу.
– Предпринять? – повторяю за ним и вымученно улыбаюсь, как могу.
Пытаюсь справиться с трясучкой:
– Ты что же, предлагаешь ногу… тесаком?
Ус дернулся, как ужаленный, но виноватое выражение лица никуда не исчезло.
– Скрипушники, они больные, – сказал и замолк. – А значит, должны дружить с медициной. Ну, чтобы выживать, – закончил он после секундной паузы, поглядывая при этом куда-то вверх и за мою спину.
– Ты соображаешь, что несешь? – я не дал ему продолжить.
Мысль пришла. Страшная мысль. Я только начал понимать, о чем он говорит, но уже не мог справиться с собой. Злость заполнила меня без остатка. Я так разозлился, что даже клацать зубами перестал.
– Просить помощи у скрипушников?
Слова превратились в шипение. Я закашлялся, а когда успокоился, проследил за взглядом Уса.
Дырка в бетонной плите, на высоте человеческого роста. На какой-то миг мне даже показалось, что он какие-то знаки подает, а дырка такая же, как та, возле которой Колобка кончили. Вот только не было там заросшей травой канавы, на дне которой я сейчас лежал.
– Ты тащил меня сюда, чтобы отдать скрипушникам? – удивился я, с трудом ворочая распухшим, шершавым языком.
Нога пылала. На смену липкому, холодному ознобу пришел жар. Заледенелое тело, быстро нагреваясь, раздулось до размеров Вселенной. Мысли, путаясь, выталкивали на поверхность сознания злобные рожи, покрытые гнойными язвами. Из темноты небытия всплыли лица мертвых бойцов: Барсук, с рыхлыми кусками мяса на месте лица, Колобок, с гайкой вместо глаза и окровавленной проволокой, торчащей из щеки. Один Доберман явился без крови, постоял перед глазами бледный и, криво улыбнувшись, стал медленно удаляться, а вместе с ним уходили ощущение собственного тела и мир, окружающий меня. Я умер. Хотя, какое-то время еще различал чьи-то глухие голоса, то удаляющиеся, то приближающиеся тусклыми фонариками из бесконечно-темного далека.
– Тащим к забору? – мигнул один.
– Но, сержант?! – запротестовал другой.
– К забору, я сказал!
– Ты как хочешь, а я не пойду!
Голоса переговаривались, препирались где-то в темноте, в стороне – там, где находилось мое мертвое тело.
– Хррр! – донеслось удивительно рядом, прямо в голове, и кто-то большой и сильный выключил свет…
Скрипушники
Нужно было открывать глаза, но я боялся пошевелить ресницами – не хотелось будить сидящую где-то глубоко внутри меня боль.
Сквозь сомкнутые веки протиснулся солнечный лучик, и в лицо дохнул прохладный ветерок, словно где-то рядом открылась дверь, пропуская свежие
