щеткой и тюбик с пастой. На гвоздиках у очага висели поварешка, половник, лопаточка, венчик для теста и несколько прихваток. На месте сена теперь лежал пухлый надувной матрас. А на середине каменной стены висел портрет усатого господина в военной форме. Олли помешивала в суповом котле.
Едва войдя в пещеру, Грабш споткнулся и растянулся во всю длину.
– Ну, что вы на это скажете? – спросила Олли, обводя вокруг поварешкой и разбрызгивая капельки супа.
Грабш не нашелся, что ответить. Олли, рассмотрев разбойника вблизи, в свою очередь поразилась.
– Да вы красавчик! – в восторге вырвалось у нее, и Олли всплеснула руками, выронив поварешку. – Дело только за рубашкой!
И она подкинула ему рубаху. Грабш уставился на нее, наморщив лоб.
– Красная, – вздохнул он и покачал головой.
– Ну и что же? – спросила она. – Вы не любите красное?
– Меня в ней будет видно за километр. Этот цвет – не для разбойников.
– А вы больше не разбойничайте! – выпалила она.
Не успел он надеть рубаху, как на столе появились тарелки, рядом лежали ложки, а посередине – супница с ароматным супом.
– Суп с фрикадельками из печенки, – сообщила она, наливая полные тарелки, и вскарабкалась на стул. Грабш уселся напротив и тут же принялся за еду, чавкая и прихлебывая.
– И полную тарелку добавки, – сказал он, когда доел.
Он съел семь тарелок супа с фрикадельками. А она – две. Потом наступила тишина, и каждый смотрел в свою тарелку.
– Чего такое? – спросил он и обтер усы рукавом.
– Теперь мне пора, – вздохнула она. – А то не успею до темноты. Моя тетя не разрешает ходить по улицам в темноте.
Лицо у Грабша вытянулось, и он грустно рыгнул.
Оставайся! А то стрелять буду!
Олли собрала шесть пустых сумок и набила ими рюкзак.
– Ведро и швабру и все остальное можете оставить себе, – пробормотала она и высморкалась. – Ну да. Завтра понедельник. Значит, опять мне идти на фабрику. Красить свиней. Это свиньи-копилки! Семь лет занимаюсь только тем, что чиркаю две розовые точки на свиных пятачках! Представьте себе. Разве это жизнь? Слева подступает очередь из свиней, я тыкаю им кисточкой в пятачок и тут же сдвигаю вправо, к женщине, которая рисует им улыбки до ушей. Чуть замешкаешься, сразу выбиваешься из ритма. Тогда я всех задерживаю, а на столе у меня гора свиней! Как я их ненавижу!
Он только рот раскрыл от неожиданности.
– Не пойму я вас, Грабш, – сокрушалась она. – Вы побывали почти в каждом доме, в каждой квартире, мастерской, магазинчике, лавочке… Только не у нас на фабрике! А что такое Чихенбургская округа без фабрики свиней-копилок? Копилки фирмы «Труд и Спрут», их же знают по всему миру! Вы не могли бы зайти туда поразбойничать?
– А зачем
