потому что растворяло в воздухе чувство одиночества и крепнущий страх того, что каждое новое дело может стать последним и не завершенным.
Лучше всего он чувствовал себя среди фонарей, которые прокладывали его маршрут в темноте от метро к зданию отделения полиции, где Пал Палыч занимал небольшой, но отдельный кабинет.
Кузнецов, отгоняя параноидальные размышления о том, насколько эффективным психотерапевтическим средством могут оказаться бетонные столбы, глубоко вдохнул воздух. Примораживает, заметил он. Ну, конечно, такой глубокой осенью, как сейчас, воздух имеет обыкновение ближе к полуночи становиться морозным. Он взглянул на часы – в участке, наверняка, давно никого нет. Но спешить домой ему было ни к чему, потому что там его никто не ждал: жена умерла восемь лет назад от рака, и дети вскоре разъехались по своим новостройкам в других районах Москвы. До закрытия метро оставалось еще достаточно времени, а участок и дом находились от станций в пешей досягаемости.
Внутри здания было темно. Только в отсеке охранника за стеклом моргал тусклый свет от мониторов и телевизора.
– Пал Палыч! – удивленно, но радостно прорычал дежурный голосом, хриплым от долгого молчания перед телевизором. – Почему так поздно? Что-то случилось? Как, кстати, поживает наш господин Асанов, который сегодня скончался?
Парень ехидно захохотал, довольный собственной шуткой.
– Вот об этом я и хочу подумать, Олег. Эти стены, знаешь ли, источают сам дух криминалистики, поэтому в них легче думать о том, кому нужна чужая смерть, чем дома в уютном теплом кресле или на диване под любимым пледом. И надо бы мне еще посмотреть кое-какие документы в архиве. Дай-ка мне, друг мой, ключи от моего кабинета. И от архива ключ я тоже сразу прихвачу. Может, и не дойду до него сегодня, потому что, согласен, очень поздно уже, но если вдохновит какая-то идея, то не хочу бегать к тебе лишний раз. Мы, люди старые – люди ленивые, знаешь ли. Вот вырастешь, вспомнишь мои слова и скажешь: «Да, прав был старина Пал Палыч!»
Кузнецов взял ключи и побрел вверх по лестнице.
Жогов только что в разговоре, естественно, подтвердил, что вокруг Асанова было неисчислимое множество тех, кто жаждал избавить от него район, потому что Асанов не отличался принципиальностью и не имел понятия о справедливости. Эрлан запросто мог утром перейти на сторону того, кого вчера поздно вечером обличал, как преступника, и стать на время лучшим другом вчерашнего заклятого врага. И никто не мог предполагать, на сколько хватит Асанова в очередной игре. Это было очень неудобно. Все говорили, что такую тактику теперь уже покойный чиновник применял для того, чтобы взятки росли, и ему это удавалось. Иногда, отвернувши нос от вчерашнего партнера, к вечеру следующего дня он получал от него удвоенную сумму. При этом, следующая ставка начиналась с предыдущего взвинченного ценового уровня.
В общем, как доверительно рассуждал только что в приватной беседе Жогов, отправить на тот свет чиновника могли как те, кто находился у Асанова в фаворе и довольно поблескивал
