Костя Иваненко бродит по кухне, ворчит и чертыхается.
– Черт их знает, где у них блюдца. Весь дом обыскал, нет блюдцев. Что они их, с собой, что ли, увезли?
– А ты по радио запроси – где, мол, у вас, ребята, блюдца? – советует Ромашников.
– Робинзон Крузо двадцать лет без блюдца чай пил, а мы уж один год не можем, – говорит Боря Маленький, наливая кофе в большую кружку.
Шорохов перестает намазывать маслом хлеб, кладет нож.
– То есть как это без блюдцев? Мало ли кто без блюдцев чай пил! Придумал тоже – Робинзон Крузо! Робинзон Крузо, брат ты мой, кто был? Робинзон Крузо был дикарь, а тебе стыдно бы такие вещи говорить…
Приходит Наумыч. Он по-хозяйски оглядывает накрытые столы, потом идет на кухню, чтобы распорядиться насчет обеда, и, вернувшись, грузно садится на свое место – во главе большого стола.
Один за другим сходятся зимовщики в кают-компанию.
– Камчатка-то первая привалила, – говорит кто-то, и наш дом сразу и на весь год получает прозвище «Камчатка», а мы, его обитатели, – камчадалов.
Каждого входящего в кают-компанию встречают веселым криком:
– Здорово! Доброе утро! Садись к нам! К нам, к нам давай!
Стремоухов заходит в кают-компанию прямо в шапке, и Наумыч отправляет его назад в коридор, где у нас устроена вешалка.
– Разденься! Не в шинок лезешь!
Звенят стаканы, ножи, тарелки.
Мы наперебой рассказываем друг другу, кто видел какой сон и как трудно было сразу, проснувшись, сообразить, где ты, и как будили Борю Маленького. А Гриша Быстров немедленно предлагает сконструировать для Бори автоматический будильник безобидного действия, чтобы в 7 часов утра опрокидывалось на Борю ведро воды или падало тяжелое полено.
– Очень просто! – горячится Гриша. – Ей-богу, могу сделать.
И сразу начинает чертить вилкой на клеенке параллелограммы сил и равнодействующие.
Вдруг отворяется дверь, и, шлепая калошами, входит в кают-компанию Сморж. Он только что встал и даже еще не умывался. Он похлопывает себя по голым рукам и осматривает кают-компанию.
– А где ребята? – зевая, говорит он.
– Какие, Жоржик, ребята?
– Таймырские, – спокойно отвечает Сморж и достает папироску.
– Хватился. В огороде бузина, а в Киеве дядька, – хохочет Наумыч.
Папироска так и остается недонесенной до рта. Сморж испуганно озирается, сует папироску за ухо, начинает часто мигать.
Поднимается такой хохот, что даже повар Арсентьич выходит из кухни, держа в руке огромный нож, и принимается хохотать, еще не зная, в чем дело.
– Неужто ушли? – говорит Сморж, растерянно улыбаясь. – А как же посылка? Да вы, наверно, разыгрываете? – И, скинув калоши, он босиком выбегает в коридор и звонко топает к выходной двери.
– Догонять «Таймыр» побежал! – кричит Вася Гуткин.
– Он
