Наумыч. – Ну кончайте, значит, курить – и за работу. Каюры пока пускай помогают Иваненко таскать лед и снег для кухни. А все остальные – на улицу.
Наумыч собирает со стола свои записочки, укладывает в жестяную коробку папиросы, допивает чай.
– Поработаем, ребята, как следует, а потом можно и чарку, таку щоб собака нэ перескочила, – говорит он. – До полярной ночи все надо убрать в склады и в дома.
– Успеем, – спокойно говорит Желтобрюх. – До полярной-то ночи еще глаза вытаращишь. Только приехали.
– А ты знаешь, когда полярная ночь?
– Ну когда?.. Ну не знаю. Наверное, в декабре, или когда там ей полагается? Не завтра же.
– Михаил Николаич, – говорит Наумыч, обращаясь к Лызлову, – вы ведь у нас заведуете солнцем, скажите-ка Боре, когда у нас полярная ночь полагается.
Лызлов неторопливо встает из-за стола, оправляет рубаху и медленно выходит из комнаты. Он возвращается с толстой книгой и какими-то бумажками в руках. Молча он роется в книге, просматривает бумажечки с вычислениями и, чуть пришепетывая, говорит, глядя на Наумыча сквозь маленькие стеклышки очков в жестяной оправе:
– Вот тут я уже подсчитал, пользуясь астрономическим ежегодником, как у нас будет убывать день. Можно прочесть цифры?
– Можно, можно, читайте, – говорит Наумыч.
– 12 октября день продолжается 6 часов 38 минут. 13 октября – уже на 24 минуты короче – 6 часов 14 минут, 14 октября – день 5 часов 48 минут, 15 октября – 5 часов 22 минуты, 16-го – на 28 минут короче, уже только 4 часа 54 минуты, 17-го на полчаса короче – 4 часа 24 минуты, 18-го – 3 часа 50 минут, 19-го – 3 часа 10 минут, 20-го – 2 часа 20 минут, 21-го день будет продолжаться только 52 минуты. 22 октября день равен нулю. Солнце в этот день уже не взойдет.
Лызлов аккуратно закрыл книжку и сел.
Несколько секунд в кают-компании была тишина.
– Вот те раз, – растерянно сказал Желтобрюх.
Наумыч осмотрел кают-компанию.
– Ну что? Слыхал? Двенадцать дней осталось!
И снова поднялся крик и гам:
– Да кто же ее знал, что она так скоро!
– Это же просто свинство – привозить людей за две недели до ночи!
Я пошептался со Стучинским и Сморжом.
– Платон Наумыч, – сказал я, – у культурно-бытовой комиссии есть к вам просьба.
– Ну-ну, давай.
– Сейчас уже одиннадцать часов дня. Пока суд да дело – полдня уже потеряно. Может, разрешите зимовщикам сегодня своим жилищем заняться? А то ведь прямо как на войне живем. Ни переодеться, ни умыться, ни отдохнуть как следует. А уж завтра, сразу после подъема, можно бы и за работу по-настоящему взяться.
Девятнадцать пар глаз смотрели на Наумыча с надеждой и ожиданием. Он звонко хлопнул по столу огромной рукой.
– Ладно. Жертвую одним днем. Только имейте в виду: 21 октября все должно быть кончено. Есть?
– Есть, Наумыч! Будет кончено!
– Пошли,
