могла промолвить и слова, словно перебивая мысленно саму себя, словно сама запрещала себе говорить, думать и чувствовать.
– Я так больше не могу! – практически выкрикнула она. – У меня всё есть, абсолютно всё, что может радовать обычного человека, но я ужасно несчастна, словно у меня ничего нет. Как это вообще может быть? Я не понимаю, что происходит в моей жизни. Родители то и дело говорят, что я должна быть счастлива, ведь они обеспечили меня всем необходимым. Подруги постоянно повторяют, что завидуют моему состоянию. А я слушаю их и, помимо чувства вины, что я не ценю то, что мне дали, вообще не понимаю, о чем они говорят. Словно они вообще говорят не обо мне, а о каком-то другом человеке. Я так запуталась, что уже не знаю, с чего начать. Но мне точно не нравится то, что есть в моей жизни сейчас. Мне ужасно не нравится моя жизнь! Мне не нравлюсь я!
Произнеся это, из глаз Софи полились слёзы, приводящие её в ужас. Как она сама позже призналась, слёзы в её семье были запрещены, так как говорили о слабости, а она должна была быть сильной. Но кому «должна», она никогда не могла понять.
Предложив ей бумажные салфетки со стола, мы продолжили беседу.
– Софи, если бы у твоих слёз был голос, что бы он сейчас сказал?
– Они бы сказал, что я устала, точнее, запуталась. Я знаю, что говорят обо мне другие, я слышу это каждую минуту. Софи то, Софи сё. А кто я такая – я не знаю. Я запуталась в их мыслях о том, какой мне нужно быть, какой не нужно. Столько ожиданий. Столько требований. Я так устала от них. Я хочу просто быть собой. Но я не знаю, кто такая эта «я». Я привыкла жить по их указке. Главное, не подвести, ведь в меня так много вложено, и я должна быть благодарна… И я так от этого устала…
Я принесла Софи стакан воды, чтобы она смогла успокоиться. Было видно, что история, которая её тревожила, родом из глубокого детства, и, что говорить о ней было не принято, поэтому ситуация обострилась.
– Научите меня любить себя! – со всхлипом произнесла Софи. – Почему я воспринимаю чужие слова как единственную истину, всё время пытаюсь угодить, прислужить, чтобы они меня полюбили, а от себя всегда отмахиваюсь. Получается, что их всех я люблю и уважаю больше, чем себя. Но это причиняет мне столько боли. Ведь если бы я любила себя, мне бы было плевать на их мнение, и я жила в свое удовольствие.
– Софи, а что для тебя любовь к себе? – поинтересовалась я, обратив внимание на её приравнивание «любви к себе» к «безразличию к другим».
– Ну, любовь к себе, это… Это когда тебе всё равно на чужое мнение. Когда тебе важен только ты. И ты поступаешь исключительно в своё удовольствие, эгоистично думая только о себе.
Слова Софи звучали как заученная инструкция, этикетка со способом приготовления спагетти, семейный рецепт или что-то такое, что передают по наследству. В них было много ненависти, и, судя по серьезному взгляду и сведенным вместе бровям, сама Софи не понимала – эта ненависть адресована к словам, либо же к самой себе.
– Скажи, а кто сформировал у тебя такое мнение относительно любви к себе?
– Хм.
