выходе уж больно прочны! Самые тяжелые двери с затейливыми замками. Сарлата запомнил их, когда его волокли в узилище.
Меченый снял с туловища Сарлаты веревку, отвязал ее, смотал, забросил на плечо, махнул рукой и, как будто прислушиваясь, неслышно двинулся вдоль хранилищ. Сарлата покосился на бледный квадрат провала над головой. Никогда не спускалась над Салпой кромешная тьма, разве только тяжелые тучи могли прикрыть даже ночью едва заметно мерцающий небосвод. Но сейчас Сарлата призывал тьму. Хотя может быть, это и была тьма, и лишь его глаза, привыкшие обходиться без света, могли разглядеть свет ночного неба?
Неожиданно Меченый остановился, но не у выхода, а у одной из дверей. Присел, вытащил что-то из-за пояса, вставил в скважину, сделал одно движение, другое, придержал дверь и медленно, очень медленно потянул ее на себя. Сарлата затаил дыхание. Воистину Меченый был подобен золотому самородку. Да в любом из хранилищ лапани, в сокровищнице любого из родов лежало столько ценностей, что хватило бы и Сарлате, и всей его своре на долгую праздную и счастливую жизнь в богатом особняке где-нибудь на берегу моря. Нет, прежде чем убивать Меченого, нужно очень хорошо подумать. Очень хорошо. А ведь за вот это его умение можно было бы поступиться и каменным ножом! Неужели удастся не только уйти, но и добычу какую прихватить?
Меченый словно услышал мысли Сарлаты. Обернулся, замотал головой, беззвучно исчез за дверью. Вернулся через секунд пять, сжимая в руках вырезанную из камня фигурку – странного человечка ростом с локоть – с короткими ногами, длинными руками и головой, выдающейся вперед, словно шея росла из тела уродца не вверх, а вперед. Насколько Сарлата мог разглядеть в полумраке, неумелой была скульптурка. Фигурки предков, что резали из камня умельцы на рынке Асаны, били качеством уродца с одного взгляда. Что же получается, Меченый помешался на каменных штучках? Так, может быть, весь секрет в том, что он дурак? Рассмеялся проводник, растянул губы в стороны, отсек ножом два локтя веревки, прихватил да закинул за спину фигурку, снова показал белые зубы и с издевкой, точно с издевкой, прошелестел в лицо Сарлате:
– На память.
А потом шутя, за секунды расправился с замком на главных дверях, да еще и замкнуть его за собой не забыл.
На внешней галерее развалин было пустынно. Дозорные на ночь уходили наружу, Сарлата знал об этом. Дурной славой пользовались развалины у лапани, которые поклонялись мертвым, чтили ушедших в Пустоту предков. Но то свои мертвые, а то чужие. Да и мертвый мертвому рознь. Слишком много мертвых скопилось в подземельях Асаны, и каких мертвых. Поэтому ночью на развалинах не было никого. Глупцы. Уж кто-кто, а Сарлата знал, что бояться следовало живых.
Под ногами Меченого не хрустнул ни один камешек. Сарлата, вспоминая прежние навыки, на ходу разминая руки, старался не отставать от проводника. Вот за спиной осталась главная галерея, вот мелькнули в проломах костры стражи. Весенний ветер кружил голову. Неужели близится к концу заточение?
