href="#i_039.jpg"/>Ито Хиробуми
Элита все еще думала, как ей поступить с иностранцами, а люди попроще наслаждались новыми возможностями, которые предоставляло им время. В этом году португальский антрепенер привез в Японию слона и выставил его в Эдо. Немедленно была отпечатана гравюра с его изображением и довольно издевательским текстом: «Благодетельность наших священных правителей достигла иноземных стран, оттуда к нам доставляют диковинные вещи, диковинных птиц и животных. И вот теперь в новый порт Иокогамы корабль доставил настоящего, огромного, живого слона. Он понимает человеческую речь, угадывает то, что чувствуют люди, он умеет тушить пожары, отводит дурные болезни, спасает от яда. Тот, кто взглянет на него хоть раз, избавится от семи несчастий, семь удач пожалуют к нему. Все благородные люди должны поскорее увидеть его!»
Слон имел у зрителей большой успех.
Утагава Ёситоё. Недавно завезенный большой слон (1863 г.)
1864 год
1-й год девиза правления Гэндзи. 13-й год жизни Мэйдзи
В январе сёгун Иэмоти в сопровождении Токугава Ёсинобу снова отправился в Киото. На сей раз Комэй пожаловал ему должности правого министра и командующего правым крылом охраны дворца. Придворные должности давным-давно превратились в подобие почетных титулов, они не были обеспечены ни полномочиями, ни жалованием. Наоборот – получавший придворную «должность» самурай должен был платить двору за оказанную ему честь. Поступления из этого источника являлись существенным финансовым подспорьем для императорского двора.
Комэй явно ощущал себя старшим по положению, в одном из своих более поздних писем он говорил, что любит Иэмоти как собственного сына и просит сёгуна, чтобы тот относился к нему как к отцу. Жалуя Иэмоти новые должности-титулы, Комэй рассчитывал польстить ему и заручиться поддержкой сёгуната в деле реализации своих заветных планов по изгнанию иноземцев. В то же самое время он не одобрял экстремистских действий самураев из Тёсю. Признавая в себе недостаток добродетельности, который и привел к угрозе потери независимости страны, император описывал создавшееся положение как чрезвычайно угрожающее: это словно горка яиц, готовая рассыпаться от малейшего прикосновения.
В феврале вступил в действие новый девиз правления – Гэндзи («Исток правления»). Смена девиза не была связана с напряженной ситуацией в стране – на сей раз она оказалась «плановой». Дело в том, что закончился прежний шестидесятилетний цикл и начался новый. А в такой год смена девиза происходила всегда – вне зависимости от положения в стране. Разумеется, все рассчитывали, что произойдет настоящее обновление, которое принесет Японии мир и покой. Но надежды никак не желали воплощаться в жизнь.
В мае эмиссар сёгуната Икэда Нагаоки (1837–1879) проводил переговоры в Париже. Он просил, чтобы Иокогама была закрыта для иностранцев. Это требование шло
