как примирить это противоречие: сама заупокойная служба проводилась по-буддийски и включала в себя символическое сожжение тела, но на самом деле тело клали в гроб. Так повелось, начиная с Гокомё (1643–1654). Ввиду боязни ритуального загрязнения Муцухито не сопровождал гроб своего отца на кладбище. Две недели провел Муцухито в Траурном дворце, где, облаченный в самые непритязательные одежды, молился об успокоении души покойного.
Став центром ритуальной жизни двора, Муцухито пока что оставался заложником прежних отношений между двором и сёгунатом. В последние годы правления Комэй двор, безусловно, добился больших полномочий: Комэй достаточно часто говорил «нет» на ту или иную инициативу сёгуна. Но никакой конкретной программы по преодолению кризиса у двора не было. Комэй мог упрямиться в деле «ратификации» того или иного договора, он молился об изгнании иностранцев, но это все, на что он был способен. Пятнадцатилетний Муцухито тоже, естественно, ничего не предпринимал. Вся система власти была устроена таким образом, чтобы император ничего не решал сам. Именно поэтому юные годы нового императора никого не смущали. Предшественники Муцухито тоже всходили на трон рано: Кокаку в момент интронизации было девять лет, Нинко – семнадцать, Комэй – пятнадцать.
Став императором, Муцухито продолжал образование в совершенно традиционном духе: занимался каллиграфией и стихосложением, читал классические китайские тексты и изучал книги, посвященные дворцовому ритуалу.
А в это время по согласованию с посланником Леоном Рошем в Эдо прибыли 15 французских инструкторов для обучения сёгунской пехоты. С голландских верфей сошел заказанный сёгунатом пять лет назад военный корабль «Кайё-мару» водоизмещением в 2590 тонн. Ни одно из мятежных княжеств не могло похвастаться таким мощным судном.
Тем не менее крах сёгуната стремительно приближался. Но никто еще об этом не знал. Международные переговоры по-прежнему велись от имени сёгуна. Посланники сёгуната отправились в Санкт-Петербург и 25 февраля (18 марта) подписали промежуточный договор, согласно которому вопрос о принадлежности спорного Сахалина по-прежнему оставался открытым, но и сам остров оставался открытым для подданных обеих стран. Никто не был удовлетворен таким половинчатым решением.
Российские дипломаты строили отношения с Японией в Петербурге, английские – пытались воздействовать на внутриполитическую ситуацию, находясь в самой Японии. В мае члены английской миссии, возглавляемой Парксом, отправились на свою первую аудиенцию к Ёсинобу. Англия почти открыто поддерживала Муцухито, но в этот момент еще не было понятно, как развернутся события, а потому следовало предусмотреть и запасные варианты.
Аудиенцию наметили устроить в сёгунском замке в Осака. Центр политической жизни все больше сдвигался в направлении Киото. Ёсинобу не появлялся в Эдо, он делил свое время между Осака и Киото. Правительство же продолжало находиться в Эдо. Ёсинобу
