главное, что встревожило ее до появления сестры Томасины, – это то, что такие лепестки невозможны. Малочисленные розы цветут в конце августа, но Глэдис никогда не видела кроваво-красных роз. Роузуэлл славился своими розами, но они были почти белые, кремовые или бледно-розовые. Две, которые цвели густо-розовыми цветами, считались почти чудом.
Глэдис остановилась, переводя дыхание.
Она просила о знаке. Он был ей дан? Во время литургии вино в чаше становилось кровью Христовой.
Нет-нет, она не хотела быть участницей чудес. Они всегда заканчиваются мученической смертью.
Была здесь одна роза, которая цвела летом и даже осенью. Ее прислал в Роузуэлл крестоносец и, возможно, из самой Святой земли. Глэдис помнила, что у нее ярко-розовые цветы, но поспешила в сад, надеясь, что ошибается. Она надеялась, что роза цветет в это время года и лепестки у нее кроваво-красные. Увидев розу, она вздохнула. На кусте было несколько цветов, в закатных лучах солнца они были глубокого розового цвета, но не кровавыми.
Глэдис выпрямилась и оглядывала сад в поисках какой-то новой розы, какой-то скрытой неожиданности, но, конечно, ничего такого не было.
Так откуда этот лепесток?
И куда он делся?
Он появился в чаше, которую использовали на литургии, символизировавшей Тайную вечерю. Это навело Глэдис на мысли о чаше, которую, по легенде, Иосиф Аримафейский привез в Гластонбери, к тому древнему сосуду, который сестра Уэнна назвала непонятным словом «гааларл».
Глэдис тряхнула головой, стараясь отделаться от этой чепухи, но мысли застряли занозой. Слишком много странностей произошло за короткое время.
Потом что-то огромное просвистело у нее над головой. Глэдис, присев, вскрикнула и отшатнулась. Подняв глаза, она увидела у куста дамасской розы большую черную птицу.
Ворон.
Ворон!
Глэдис никогда его прежде не видела, это лесные птицы с севера, но таким должен быть ворон. Он был больше вороны, размером почти с гуся, но стройнее, с блестящим черным оперением. Наклонив голову, ворон уставился на нее золотистым глазом.
Вороны слыли предвестниками беды, и этот весьма соответствует молве.
Глэдис осторожно отступила назад.
– Святый Боже, я не хочу идти туда, куда может привести такая птица.
Ворон каркнул. Звук был похож на презрительный смешок.
Ворон поднялся, мощно взмахнув крыльями, но не улетел. Он уселся на жердочку перголы.
– Карр! Карр!
Глэдис перекрестилась.
Птица перелетела на соседний кол.
Нет, копье. Простое, деревянное, но заостренное.
Копье?!
Глэдис заморгала. И снова перед ее глазами был простой грубый кол. Конечно, это всего лишь игра света и ее растревоженных эмоций. В любой момент зазвонит колокол на вечернюю молитву. Даст Бог, эта зловещая птица улетит отсюда. Глэдис сделала еще шаг к выходу, боясь повернуться спиной к наводящему страх ворону.
Он
