расслабиться.
А расслабившись – и побеседовать.
Хоть с мумией, хоть с чертом лысым.
Впрочем, мумия и так все время говорила, говорила, говорила.
Поддерживать разговор было не обязательно.
Достаточно просто кивать.
К тому же, как подсказывала постепенно пробуждающаяся память, сразу после баранины, шампанского и папиросы, времени оставалось только на одну-две чашечки дерьмового аэросалонного кофе, сваренного по уродскому американскому рецепту, «в котле», и пары дорожек порошка в уборной, – после чего аэроплан должен был, выпустив шасси, заходить на посадку…
Глава 2
Кофе был давно допит, папироса докурена, дорожки разнюханы, а аэроплан словно и не думал снижаться.
Ходил кругами, словно что-то выискивая, то ныряя к земле, то снова набирая высоту.
Ворчакову стало тревожно: летать он не любил, несмотря на «полетные» сны.
Тем не менее приходилось терпеть и улыбаться.
Положение обязывало.
Жандармский офицер, учил Вождь, – он только во вторую очередь офицер.
А в первую – жандарм.
Со всеми, что называется, вытекающими.
…«Такова се ля ва», как грустно шутил временами один из большеголовых друзей детства и юности Канцлера, подвизавшийся теперь на ниве Имперской пропаганды и агитации.
Неплохо, кстати, подвизавшийся.
Даже что-то эдакое возглавлявший.
Хотя, по-хорошему, – всех бы их, уродов писучих, – да в лагеря…
…Наконец, легкий двухмоторный «Туполев-24АМ» – настоящее произведение русского конструкторского искусства, – вышедшего, что стало редкостью в последнее время, из гражданского конструкторского бюро, а не из жидовской бериевской шарашки, – заложив широкий круг над Строгинской поймой, начал ощутимо и решительно снижаться.
У Инспектора привычно заложило уши, но он продолжал мужественно сохранять лицо и прислушиваться к уже изрядно надоевшему ведьминому бормотанию.
Достала, карга.
– В этом годе, – мумия пошамкала высохшими губами, за которыми прятались ровные и белые, как у шестнадцатилетней девочки, фарфоровые зубы, установленные явно американским стоматологом, – в этом годе, говорят, в Москве ожидают по-особенному жаркого лета…
Голос этой развалины резок, визглив и противен, совсем как у усиленно рекламируемой в Империи лесопилки (производство фирмы «Грязнов, Стельмарк и сыновья», революция в русской деревообработке: компактна, экономична, надежна, удобна в сборке и транспортировке, – отец высоко оценил этот подарок заботливого сына, – но как же она ревет!), он перекрывал даже надсадный гул заходившего на посадку и уже выпустившего шасси двухмоторного аэроплана.
Хорошо еще, что можно было смотреть не в старческий вампирский рот Великой Княгини, чью древность только подчеркивала искусственная белизна фарфора, а в круглое, как на морском корабле, окно аэросалонного иллюминатора.
