попеняла:
– Не бережёшь себя, Куприяныч! На кого похож-то стал? Кожа да кости! Тьфу! Скажу Нюрке, чтобы взяла в оборот! А то ишь, повадился на работе спать!
Услышав о жене, Погадаев вспомнил первую встречу с будущей женой – чалдонкой. Он знал, что исконно сибирские женщины исполнены особым смыслом и поэтичностью, славятся красотой и плодовитостью. Ежегодно весной в Парабели проходили оживлённые и весёлые ярмарки. На них заезжали сибирские купцы, их приказчики. Привозили фабричный товар, сапоги, мануфактуру, свинец, соль, хлеб и многое другое. Остяцкие юрты предлагали свои товары, в основном ценные меха лисиц, соболей, горностаев, а также кедровые орехи, ягоды, грибы, рыбу свежую, солёную, копчёную, вяленую, сушёную. Всё то, чем богат Нарымский край. Обмен товаров шёл под разухабистые песни, частушки, прибаутки, которые щедро раздавали посетителям зазывалы ярмарки.
Тройки лошадей, украшенные лентами, цветами, бубенцами, катали весёлых посетителей ярмарки по центральной улице – Советской. На одной из них и встретил Пантелей свою судьбинушку – Аннушку. Одета она была по-праздничному: в две широкие сборчатые юбки на подкладке в один тон, в облегавший фигуру полушубок из горностая. На голове «горела» цветастая шаль, на ногах – самокатанные белые валенки. Невысокого роста, круглолицая с ямочками на пухлых щёчках и русой косой, перекинутой через плечо под шалью, она поразила Пантелея.
Молодой мужик восхитился красотой незнакомки и решил с ней заговорить. Случай представился, когда оба увидели остяка Пашку Малькова. Всякий раз на ярмарке Пашка напивался на радостях по случаю удачной продажи товара. Выходил из чайной «Ласточка» и, раскинув руки, восклицал: «Принимай меня, матушка-Обь, раба Божьего Пашку!» – и с размаху падал в весеннюю лужу. Людям было на забаву. Смеялись, доставали из воды, зная, что на следующий год Пашка поступит таким же образом.
Встречаясь с Аннушкой, Пантелей понял, что по характеру она женщина строгая, но в тоже время весёлая, жизнерадостная, улыбчивая и словоохотливая. «Лучшей жены не сыщешь», – уверился Погадаев и в один из зимних вечеров Пантелей пришёл в её семью свататься. Он удивился и вместе с тем восхитился домом Захара Николаевича Перемитина – отца Аннушки: большим, просторным, с незабранным доской фронтоном, обнесённым заплотом из тёсаных топором плах, калиткой в «ёлочку». Обратная сторона двора шла вдоль огорода к пряслам, была огорожена тыном из сосновых жердей и вплотную подступала к лесу. Во дворе за глухими воротами в глаза кидался добротный амбар, рядом – навес, загон для скота. В конце огорода, ближе к реке, срублена с резным оконцем банька. В палисаднике под окнами дома рос развесистый куст черёмухи, ветви которой, переваливаясь через глухой заплот к дороге, нависали над скамеечкой у калитки.
Семья Анны была зажиточной. «Более, чем «середняки, – прикинул Погадаев. – Что же скажут
