им своего «священного» в прошлом места и роли, отношение «народа» и «интеллигенции»[165], «братская» общность «русского» и «украинского» начал в традиции и «целительное» преодоление различий между ними в искусстве.
Поразительна интенсивность и частота, с какой Гомолицкий выступал в Русском Голосе. Поразительна и авторитетность его высказываний в ней. Статьи практически никому не известного провинциального юноши вместе с материалами Витязевского выводили газету, в ее выступлениях на темы истории и культуры, на новый, гораздо более высокий, чем прежде, интеллектуальный уровень.
Тогда же, весной 1929 года, перед Гомолицким, как и перед другими молодыми русскими поэтами, открылась возможность добиться признания – в конкурсе, объявленном варшавским Союзом русских писателей и журналистов. По условиям его, принять участие могли все поэты, проживавшие в стране; число представляемых одним автором стихотворений не ограничивалось, тексты должны были быть присланы к 30 апреля, и 8 мая Правление Союза должно было отобрать десять лучших для представления их на дальнейший суд публики на устраиваемом литературно-вокальном вечере. Три лучших из них, отобранные публикой, а также названия остальных семи и фамилии их авторов было обещано напечатать на страницах газеты За Свободу!
За три недели до срока представления рукописей в газете развернулся своего рода предварительный поэтический турнир. Спровоцировало его шутливое стихотворение «К конкурсу поэтов», автор которого, скрывшийся под псевдонимом И. Бугульминский, ставил вопрос о том, вправе ли претенденты посылать свои опубликованные вещи или должны писать новые стихи[166] (в правилах конкурса об этом ничего не говорилось). В игру тотчас вступил Н. Э., по-стариковски пожаловавшийся на непризнание и на хронический отказ – и журналов, и За Свободу! – публиковать в прошлом его стихи, в то время как то, что появляется в печати, пониманию не поддается:
Они, быть может, не плохи,
Быть может, в современном духе,
Но, хоть иной раз в нашем ухе
Они мелодией звучат,
Зато уму не говорят.
Увы, как часто я встречаю
Набор красивых, звучных слов,
Хоть разжижением мозгов
Как будто я и не страдаю,
Но сверху, снизу ль их читать,
Я не могу никак понять.
Все современные поэты
Чего-то нового хотят,
Стихи по-новому строчат,
Забывши старые заветы,
Забывши Пушкина язык.[167]
Выразив убеждение, что после Пушкина ничего нового и достойного создать вообще нельзя, автор пожелал своему адресату победы в конкурсе. Тут и вступал в игру Гомолицкий. В отличие от предшественников в этой дискуссии, он, не обращая ее в шутку и игру, обо всем высказывался с полной серьезностью. Продолжив разговор, начатый «Бугульминским», он откликался и на критерии, поднятые Н. Э. (простота, ясность, доступность), но вводил
Ср. рассуждения об этом в связи с рассказом о В. Ф. Марцинковском в письме Гомолицкого к А. Л. Бему.
И. Бугульминский, «Письмо в редакцию»,
Н.Э., «Письмо в редакцию для И. Бугульминского»,
