весьма приличной, она жила одна в неплохой квартире в новом зелёном районе, ей хватало на все её прихоти, такие как бассейн три раза в неделю, еженедельный шопинг «по булавкам и бельишку»… На театр и кино, на поездки раз в год заграницу – исключительно в Европу, морской восток её не привлекал, ей были интересны гуляния по европейским улочкам и музеям. Даже в одиночестве…
Одиночество…»
Я ли не знаю всё про любовь и одиночество? Тогда кто… В моей жизни было достаточно и даже слишком много и того, и другого.
Если говорить о любви, то я имею в виду любовь к мужчине, вернее, так сложилось, – к мужчинам. Что же касается какой-то другой любви… Вот не могу сказать что была избалованной ею в детстве, в родительском доме. Вот уж нет…
Нас было трое у маменьки. Я была средней, девочка между двумя парнями. Говорят, это известная штука: средние дети, которые между первым и третьим ребенком, – самые несчастливые, потому что самые нелюбимые. Слышала и читала про это не раз и всякий раз удивлялась, до чего верно и насколько все люди неоригинальны в своей паршивости.
Я не была первенцем – этим удивительным чудом для молодых родителей, самым большим страхом, самым захватывающим приключением и самым огромным открытием в жизни, серьёзным пропуском во взрослый мир, где всё уже по-настоящему, без скидок и сюсюканья. Я не была последним долгожданным или неожиданным счастьем, которого уже и быть не должно, а оно вдруг случилось. Конечно, бывает, что сия нечаянная радость – вовсе и не радость, а наоборот – обуза, неожиданно свалившаяся неприятность. В таких случаях взрослые люди просто избавляются от напасти без особенных страданий и угрызений совести, но если уже идут на поздний заход, значит, рады, значит, всё-таки считают случившееся чем-то хорошим.
А я получилась случайно и совсем неожиданно, более того – страшно не вовремя: через два года после старшего брата и аж за десять лет до младшего.
Как признавалась не раз маменька, она просто прошляпила все сроки со мной. Старший брат много и тяжело болел, маменька моталась с ним по больницам и элементарно не заметила, что у нее вдруг совсем и окончательно заглохли все женские дела. И сроки для аборта тоже пропустила. Так я и появилась на свет…
Да к тому же девочка. Моя маменька баб терпеть не может, для неё на этом свете существуют лишь мужчины, а все прочие женщины – стервы, дуры и конкурентки. У неё даже подруг почти не было никогда, лишь парочка таких же женоненавистниц, как она сама. И вся их дружба – это бесконечные сплетни про других женщин. Особенно про красивых и успешных – в отличие от них.
Ну, да ладно, родилась и родилась. Папа меня, вроде, любил когда-то, но маменька ему, видимо, быстро объяснила, что к чему, кого надо любить, а кого ни-ни… И он себе больше ничего такого не позволял: ни ласк, ни поцелуев,
