так и не смог «пробиться» сквозь это всё до моей натуры, до, как выразился один поэтически настроенный господин, моего «сока». Интересно то, что поначалу им всем очень нравилось, какая я вся из себя конфетно-парфюмерная, а потом почему-то страшно хотелось естества. Загадочная мужская натура! Но этого я им дать не могла. Никак не могла. И объяснить, почему, тоже не могла…
Наверное, естественен вопрос: а как я отношусь к чужим запахам, к тому, что другие люди источают всякое и далеко не всегда приятное? Нормально отношусь, спокойно. Я только себя в этом смысле категорически не переношу.
Кстати, ещё кое-что… Лет до сорока я не выпускала изо рта жвачку. Потому что боялась… да нет, не боялась, а была уверена, что у меня изо рта несёт дерьмом. Почему? Не знаю. Это со мной случилось тогда же, в тот же момент жизни, когда к нам пришли грёбаные гости… У меня всегда повсюду были адские запасы жвачки: в ящиках стола, в портфеле, в сумочке, даже в карманах. Дожевав пластинку до состояния клёклой безвкусной субстанции, я тут же закидывала себе в пасть следующую… Когда ситуация была невозможной, неприличной для жевания (уроки, лекции, театр, светская беседа и прочее), я скатывала жвачку в шарик и медленно и аккуратно перекатывала его между щёк. Иногда чуть-чуть посасывала… В общем, стала асом в профилактике неприятного запаха изо рта. Даже не знаю до сих пор, бывал ли он у меня без причины, или то была совершенно откровенная фобия. Примерно лет в тридцать пять мне это безумно надоело и внезапно, в одночасье я выплюнула гадость изо рта и из своей жизни, распотрошив и выбросив все запасы в мусоропровод. Меня вдруг затошнило от вкуса и запаха этой проклятой резины, и я поняла, что всё, пусть будет, что будет: завоняю – ну, и пошли все вон.
А ничего не случилось. Оказывается, я вовсе не была огнедышащим драконом, никто ничего не заметил. Несмотря на то, что я как курила лет с двадцати, так и продолжала. Тогдашний мой мужчина не заметил ничего… По крайней мере, расстались мы вовсе не по этой причине и намного позже. И спровоцировала и устроила наше расставание я, а не он. Но я опережаю события в повествовании… (зачем, зачем я всё это пишу? Мне ж нужно про Лиду…)
«Аркадий Семёнович в свои пятьдесят пять лет был уже десять годков как свободен, то есть, разведён. Его бывшая, о которой он никогда ни с кем не говорил, которую не обсуждал и которая вообще была фигурой умолчания для всех его коллег и приятелей, беззаботно жила все эти годы на то, что давал Аркадий: он поднял их детей – сына и дочь, обоим дал прекрасное образование – в Лондоне, и предоставил возможность их матери, не работая, вести ту жизнь, к которой она привыкла в браке. Что там у них случилось когда-то – бог весть. Мужчина был в этом смысле кремень: никому и ничего, ни полслова. На него за это злились часто, обижались, но и уважали: редкий случай в наши дни – мужик не сплетник и не болтун. Не вываливает свои обидки и недовольство «этой стервой», а уж для детей
