Он не может быть изощрен, он не может сознательно разыгрывать такую сложную и страшную партию.
Просто с первого взгляда он ощутил легкость обращения со мной. Легкость в том, что можно не смущаясь, не стесняясь своего смущения, глядеть и разглядывать, говорить и прислушиваться к сказанному.
От таких выводов было слегка горько, что он не влюбился в нее. В тоже время было и легко. Если б он в нее влюбился, то тогда повис бы грузом на ее шее, она уже от этого была бы зависима от него. Это уже была бы пусть не вещественная, не осязаемая, но связь. А связи влекут за собой обязанности.
Но пока ни он ей, ни она ему не были ни чем обязаны. Она и сама, уже формулируя его приходы, связывая это со словом «влюбился», с или без частицы «не», для себя еще не примеряла это слово, хотя, наверное, именно к ней бы и следовало его употребить прежде всего.
Петя для нее был катализатором ее чувственности. Не более, хотя и не менее. Своим присутствием, своими словами, своим существованием он стимулировал ее чувственность. И Милу это положение устраивало, ей нравился новый уровень ощущений в постели.
Ей нравилось, что при виде Пети, даже только при мысли о нем у нее немели колени, твердела грудь, приливала краска к лицу. И это тоже было удовольствием. Мила наслаждалась и этим тоже.
А продолжения она не хотела и не думала о продолжении, о создании и развитии отношений с Петей. Миле вполне хватало два-три раза в неделю видеть его. Этого было достаточно, чтобы поддерживать тот новый уровень чувственных удовольствий, загоревшихся новыми красками, появившихся с появлением Пети. Пока.
11
Итак, эти встречи, эти ощущения, – все это продолжалось уже около года. И уже вошли в рутинный, привычный кругооборот жизни Милы. И эта уже привычка начала сглаживать остроту ощущений, что, казалось, никогда не прекратятся, и их разнообразие, чудилось, будет бесконечно.
А сегодняшние мысли появились или сформулировались, наверное, из-за нарушения ритма этих встреч. Как-то незаметно Петя стал появляться в кафе не два-три раза в неделю, а лишь раз. А затем и вовсе исчез почти на месяц.
Вот тогда-то все внутренние ощущения и сформулировались в оформленную мысль, что причина им – Петя. И Мила ощутила тревогу. Тревогу опасения потерять приобретенное «сладкое». У нее стали погасать краски чувственности, стала меркнуть яркость ощущений, откуда-то начала вылазить неудовлетворенность.
Неудовлетворенность чем? А кто его знает? Неудовлетворенность и все. Мила затревожилась. Поняв, что все это связано с Петей, захотела, чтобы он опять стал появляться в ее кафе. И, когда после месяца отсутствия, он появился в кафе, присел за ее столик, то вместо привычного «Salut» в ответ на его «Salut», Мила непроизвольно выдала: «Où-étais tu? Je t’attendais». (Где ты был? Я тебя ждала.)
– Pourquoi attendais seulement? Maintenant tu ne m‘attends plus? (Почему только ждала? Теперь ты меня не ждешь?)
– Mais maintenant tu es assis pres de moi. (Но теперь ты сидишь рядом со мной.)
– Et c‘est assez? Qa te suffit? Tout cela? (И это все? �
