Проржавленные дни. Собрание стихотворений. Наталия Кугушева

      Ходят, ходят сини волны,

      Море Черное шумит.

      Золотой, как персик, полдень

      На песке со мной лежит.

      И густой и грустный воздух

      Пахнет солью и водой,

      И огромной рыжей розой

      Солнце никнет над волной.

      Горизонт качает парус

      Удалого рыбака.

      Белорунною отарой

      Пробегают облака.

      И заснул угрюмый Бигус,

      Заглядевшись на простор,

      Над развернутою книгой

      Пожелтевших древних гор.

      Рев города, не рев ли океана

      Шумит в высокое окно.

      Бушуют вьюги скрипок ресторана,

      Мы наливаем полные стаканы

      Январским лунным ледяным вином.

      Под звездами, под небом жизнь нетленна

      И кровь, как слезы, солона,

      Но бродит смерть веселым джентльменом

      В ночи, на площадях, в кромешной белой пене

      Качается от звезд и от вина…

      От лакированного автомобиля

      Ползут глаза, кровавя мглу и снег,

      Гудки сорвались, взвизгнули, завыли,

      Любезный джентльмен, не вы ли

      В такую ночь устроили побег?

      Шуршит китайский шелк на серебре парчи,

      Гранатов бархат спущенной портьеры,

      И Страдивариус, казалось мне, звучит

      В руках искусного седого кавалера.

      Венецианские мерцают зеркала,

      Хрусталь и золото – тяжелые флаконы,

      Быть может, дю-Барри по капле пролила

      На пурпур столика тревогу благовонья.

      В брюссельских кружевах запуталась серьга

      Прохладной каплей синего сапфира,

      И белый горностай белее, чем снега,

      И холоднее северной Пальмиры.

      Так хрупок звон фарфоровых вещей,

      Саксонской старины изящны безделушки,

      На синей чашке пастушок в плаще

      Нашептывает нежное пастушке.

      А рядом древние уродцы в хоровод

      Сплелись, больные персонажи Гойи —

      Три тонких головы, раздувшийся живот,

      И в сладострастной пляске слиты трое.

      Люблю бродить в спокойной тишине,

      Перебирать века влюбленными руками,

      И жаль – людей и жизни больше нет,

      Но жизнь вещей бессмертнее, чем память.

      Багровы розы Беатриче.

      Поют гудки. И трубы говорят

      На перекрестках улиц. Голос птичий

      Расплескивает ранняя московская заря.

      Бегут трамваи. Ветер

      Апрельской прелой влажною землей

      От круглого двора на Поварской. Где ветви

      Зеленым пухом яблонь. Где разлет

      Колонн. И белая прохлада

      Высоких комнат. Музыка. И он,

      Спокойно вышедший из медленного ада

      Любовных бед, чудачеств и времен.