и в Мадриде, – любила ты часто повторять. – Я через книги чувствую запах других стран, городов… Я будто всё видела и всё знаю.
Ерунда это, мама, полная чушь. Ничего ты не знаешь и не видела. Именно всего лишь «будто». Потому-то у тебя такой узкий, зашоренный, убогий взгляд на весь мир, часто наивный и кособокий.
– В Америке самая развитая в мире демократия, поэтому там люди – счастливы. Но вся их культура выращена на гидропонике, поэтому такая поверхностная.
Ах, как всё просто, оказывается!
Ты же судишь о всей жизни по книгам и телевизионным передачам. Несчастное существо! Впрочем, в этом ты сама виновата: не хотела видеть мир, отбрыкивалась, как могла («Мне не надо, у меня нет сил, а зачем мне это нужно – я и так всё знаю…»). Чего боялась? Неужели ты боялась картины, которая может перевернуть все твои книжные, покрытые толстенным слоем пыли, представления обо всём на свете? Похоже, что так. Или просто лень?
Вывод на кривых ножках
Когда моя девочка подросла, я была объята страхами за неё до полной паранойи, до дрожи, до паники, до бреда. Это было болезненно, явный перебор. Мне нужен был, как теперь политкорректно выражаются, психотерапевт, а прямо говоря – психиатр. Ведь была б тогда моя воля, я бы водила дочку на коротком поводке и стояла рядом даже во время её пребывания на унитазе. Всегда. Как часовой с ружьём. Лет, наверное, до десяти ей было запрещено одной входить в подъезд, пользоваться лифтом. От подходящих слишком близко на улице незнакомых людей ей было строго-настрого велено убегать без оглядки с криками «Караул! Помогите!» Я – параноик? Да. Даже спорить не буду. Но было кое-что в моей жизни, из-за чего, думаю, любая любящая мать сочтёт мою паранойю почти нормальной…
Жила я в детстве на Бутырке – тот ещё райончик. Не Гарлем, конечно, но близко… Если кто помнит 70-е годы: по вечерам улицы не освещены, фонарей с фонарями не найдёшь, дворы и подъезды темны, как южная ночь без звёзд, и никаких тебе домофонов и кодовых замков. И ещё странная вещь: тогда был, похоже, некий всплеск активности маньяков, эксгибиционистов и просто сексуально озабоченных не вполне здоровых мужиков. Помню, лет, наверное, с семи и недели не проходило, чтобы я не встретила в каком-нибудь углу, в подворотне, ну, в любом укромном местечке, мужскую особь, вытащившую своё хозяйство и старательно дергающего его, глядя на девочек мутным взглядом.
Из музыкальной школы мне чаще всего приходилось возвращаться поздно – часов в семь-восемь, а бывало и почти в девять: как известно, осенью-зимой в Москве в это время уже ночь тёмная. Сначала я ехала домой в переполненном троллейбусе – час пик, усталый, злой народ толпами пытался добраться с постылой работы до своих «хрущобных» квартирок. Транспорт ходил ужасающе, люди висели на ступеньках, двери почти не закрывались.
– Да пройдите же вы вперёд, суки!
– Некуда, козёл, проходить, увянь!
– Вашу мать, двери не закрываются…
– Машина
