похоже, психолог была все еще не в курсе.
Алиса ее просветила: и про удар по голове, о котором писали газеты, и про отрезанные руки, и про то, как она стала свидетелем тихого ареста предполагаемого убийцы в ресторане. Мисс Фарида побледнела, стиснула тонкие пальцы и одними губами зашептала что-то, видимо, молитву – так, во всяком случае, подумалось Алисе.
– А руки? – спросила наконец мисс Фарида. – Руки – их не нашли?
– Еще нет, – пожала плечами Алиса. Огдена ей было не жалко, но от картин возможной смерти его – мутило. Она отпила уже остывшего кофе и взяла последний сухарик. Понюхала: все тот же жирный запах бекона и неведомых специй. Странное блюдо, привезенное с родины мисс Фариды – ржаной хлеб, который та называла "черным", густо сдобренный ароматизаторами мяса и пряностей, засушенный в вакуумной печи. Тонкие, длинные кусочки, похожие на мумифицированные гренки, трупики сэндвичей – расчлененные и замученные. Еще мисс Фарида любила угощать своих клиентов белыми семечками подсолнуха, посыпанными солью – это было странно, и те, кто рискнул попробовать, говорили, что процесс их разгрызания затягивает хуже наркотика. Это называлось, как объяснила мисс Фарида, stchiolkat' semechcki. Совершенно непроизносимо.
Когда первый шок прошел, мисс Фарида вернулась к разговору. Удивительно быстро взяв себя в руки, психолог словно надела маску, вновь став улыбчивой и внимательной. Она спросила:
– Ты готова падать в кроличью нору, Алиса?
Алиса была готова – там, на самом дне, одетый в жилетку, смешные клетчатые штаны и цилиндр с кроличьими ушами, стоял черноволосый мальчишка, протянув к ней руки. Уже падая, Алиса видела, как стремительно растет мальчик, превращаясь сначала в юношу с легким пушком над верхней губой, затем – в молодого парня в ковбойке и, наконец, когда до столкновения оставался миг – перед Алисой, по-прежнему протянув к ней руки, стоял неотразимой красоты сорокалетний мужчина в строгом деловом костюме, на лацкане которого была прикреплена ленточка ордена Британской империи. Он улыбнулся, и Алиса провалилась в эту широкую, искреннюю улыбку, растворившись в незнакомце так, как растворяется в чае колумбийский сахар: быстро и без остатка. У ног мужчины лежало несуразное трикотажное платье, белый скомканный парик и старые, склеенные на переносице липкой лентой, поцарапанные очки.
Дневник. День четвертый. Немного крови в холодной воде
"Я уже боюсь садиться за компьютер – журналисты выискивают все более страшные подробности по делу Огдена и расписывают их так кроваво, что хочется немедленно перейти на вегетарианство. А еще мне кажется, что Огден меня попросту преследует – его имя повсюду: на бутылках с шампунем, на пирожных, на книгах… Утром почтальон по ошибке доставил мне письмо, адресованное мистеру Огделлу. Таких на нашей улице не живет, но письмо, с дурацкой улыбающейся феей на марке, пришло именно ко мне. Я битый час убеждала почтальона, что мистера Огделла здесь нет, и никогда не было, но он мне не верил – совал свой
