на десятый план. Ребенок рос обескураживающе беспроблемным. На обоях не рисовал, истерик в магазинах не закатывал, буквы выучил со свекровью, а читать научился сидя у меня на коленях и складывая по слогам мои рабочие СМС. Пара ОРВИ, краснуха, ветрянка, скарлатина, о которой мне рассказали уже после того, как я вернулась из командировки в Канны, – не хотели волновать. Бывали ангины, один раз подрался в саду с лучшим другом и выбил себе плечо, один раз упал ладонью на бутылочное стекло, заботливо оставленное на детской площадке алкоголиками, пришлось зашивать. Я жалела, обнимала, беспокоилась, дрожала в травмпункте, маниакально собирала потом все найденные на улице стекла и бросала их в урну с размаху. Но знала, что меня всегда подстрахуют – муж, свекровь, мама, воспитатели. По сути, я никогда не чувствовала стопроцентной ответственности за ребенка. А теперь все должно было измениться. Свекровь умерла два года назад. Вениамин жил в катерининской эпохе и не брал трубку. Работа закончилась. Кузины документы лежали в школе, куда он автоматически перешел после сада – они были объединены в один образовательный комплекс. Бедный мой малыш. Он разом лишился всего любимого и привычного – а для детей это синонимы. Ни папы, ни дома, где прожил всю жизнь, ни апельсинового диванчика, на котором удобно спать в обнимку с коалкой Жорой. Есть только мать между прошлым и будущим, которая толком не знает, что делать дальше.
Я вскочила с кровати, схватила мобильный, набрала номер Вениамина, потом отправила ему сообщение: «Кузя скучает, позвони, пожалуйста». Подождала полчаса, листая ленту фейсбука. Вениамин – жаворонок. Он бы прочитал, если хотел.
Я пошла в ванную – вдруг, пока медленно принимаю душ, Вениамин ответит? – и не выходила оттуда, пока мама не начала стучать в дверь. Проверила мобильный – никаких новостей.
– Привет, Кузя, – сказала я, гладя ребенка по лохматой голове. – А я вот приехала.
Кузя, в отличие от Вениамина, сова. Мог бы спать, но заулыбался.
– Привет, – сказал. – У меня новое одеяло, я его зову «облачко».
Одеяло было легкое, а пододеяльник с дельфинами пах, как и обещал производитель кондиционера, океанским бризом. Минимум – морским.
– Давай вставать? – улыбнулась я. – Бабушка печет блины и последний обещала сделать в виде коалки.
– Ура, – Кузя в пижаме подскочил на кровати. Ребенок – сова, пока мир не обещает коаловых блинов! – Надо сроч-чно умываться.
Мама на кухне пела, перевирая слова. Она, кажется, ни одной песни не знает наизусть – притом что стихи, хоть Мандельштама, хоть Тредиаковского, читает десятками и с выражением.
– Старый клен, старый клен, старый клен стучит к нам в дверь, – пела мама.
– В стекло! – возражали мы с Кузей, наслушавшиеся радио «Ретро FM», которое в этом доме выключалось только на ночь.
– …нам в дверь, – невозмутимо продолжала мама, – приглашая нас с тобою на прогулку…
– С друзьями!..
