время его прошло. Теперь необходимо было смело откусить для себя жирный кусочек, чтобы потом безбедно, но достойно дожить свой век за Чёрным морем. Нынешняя безлунная ночь подходила для коварных замыслов Нарыма как нельзя лучше. Лошадь под татарином, опустив голову почти до самой земли, уверенно ступала по бездорожью. Вооружённый отряд ногайцев за версту обходил все открытые места и проезжие части, страшась ненароком нарваться на казачий разъезд. Поэтому передвигались с большой осторожностью, словно призраки. Наконец достигли окраины скошенного луга и возле первых стогов молодого сена спешились. Разбившись на три отряда, нарымовские воины разошлись в темноте в разные стороны. Нарым со своими верными людьми осторожно двинулся вперёд в центральном направлении. Уже отчётливо слышался собачий лай. Ночной воздух пахнул дымом.
«Не все неверные ещё спят», – подумал Нарым.
Остановился. Подал знак, и воины за его спиной послушно залегли. Сам же, неподвижно застыв на месте, долго прислушивался к звукам ночи. Словно волк тянул ноздрями со всех сторон свежий ночной воздух. Подозрительный лай собаки в конце концов прекратился. Нарым успокоился. Нашёл для себя укромное местечко и, развернувшись лицом на восток, принялся усердно молиться.
Молитва убрала из его сердца дурное предчувствие, и он вновь обрёл уверенность. Бесстрашно двинулся вперёд, за ним покорно тронулись все остальные. На окраине малороссийской станицы отряд неожиданно наткнулся на стадо гусей, и те в ночной тиши подняли громкий галдёж. Через мгновение слева от Нарыма грохнул выстрел. На вышке возле переправы взметнулась в чёрное небо яркая фигура.
Когда татары мелкими группами соединились в большой отряд, передовой дозор черноморских казаков забил тревогу. На внезапный стук в запертую на ночь оконную ставню полковник Поддубный отреагировал мгновенно. Принял донесение и прямо с высокого порога своей хаты коротко и ясно отдал необходимые распоряжения запыхавшемуся вестовому. Когда посыльный казак растворился в темноте, Гаврила Степанович, зябко пожимая плечами, вернулся в хату. В просторных сенях было прохладно и остро пахло пряными травами. Зато внутри жилища тепло и уютно. Перед иконой святой Девы Марии, освещённой неярким светом лампады, опустился на колени. Доверчиво вглядываясь в чистый образ Заступницы рода христианского, полковник трепетно зашептал слова молитвы. Широко крестился Покровительнице и кланялся до самого пола. Как появилась за спиной жена Евдокия, не заметил. Поднявшись с колен, развернулся назад. От неожиданности даже вздрогнул, наткнувшись взглядом на кротко застывшую в белой ночной рубашке супругу. Тут же совладав с собой, радостно метнулся к ней и не совсем ещё проснувшуюся, разомлевшую от здорового сна, нежно прижал к себе. Заглянул в испуганные от ночного визита глаза и крепко поцеловал её в сладкие губы. Мужская сила взыграла в нём, но он тут же решительно
