style="font-size:15px;"> Карета резко дернулась и, управляемая опытным возницей, быстро выкатилась на дорогу. Резвые кони понесли царский возок в сторону Санкт-Петербурга.
В штабном шатре командующего стотысячным войском генерал-поручика Александра Прозоровского царил боевой дух, оставшийся ещё с турецкого фронта. Закалённые в жестоких боях с неприятелем бравые русские офицеры, терпеливо решая формальности, спокойно принимали приказы от командования, и после разрешения их непреклонно выполнять, не создавая напрасной сутолоки, проворно исчезали с глаз долой. Когда с делом государственной важности было, в общем, покончено, довольный собой князь Прозоровский предложил генерал-поручику Текели разогретого с травами и мёдом красного вина. Оставшись, наконец, вдвоём, русские генералы, удобно расположившись в креслах друг против друга, с нескрываемым удовольствием молча потягивали доброе винцо. Генерал-поручик Прозоровский время от времени с нескрываемым любопытством разглядывал Петра Текели, внешний вид которого желал быть лучше. Вино вернуло к жизни разрумянившиеся щёки, но всё остальное у гостя от горьких мыслей оставалось несчастным и неизлечимо больным. Тёмные круги под глазами выдавали непрекращающееся в нём нервное возбуждение, и даже чудодейственный эликсир не принёс ему столь желаемого сейчас облегчения. Карательная миссия не очень нравилась Петру Аврамовичу, а имя кровожадного палача не совмещалось в его сердце с достоинством русского боевого генерала.
– Ваше превосходительство, – первым вступил в разговор истерзанный затянувшимся молчанием генерал-поручик Текели.
– Да будет вам, Пётр Аврамович! Обстановка у меня здесь домашняя, надоела до тоски-кручинушки военщина, сердце просит простоты и уюта, – дружески отмахнулся от этикета князь Прозоровский, понимая всю серьёзность внутренней хвори боевого генерала.
Невольно подчиняясь приятельскому расположению духа князя Прозоровского, гоня прочь нерешительность, генерал-поручик Текели, тщательно подбирая нужные слова, принялся излагать свои давно наболевшие мысли приготовившемуся слушать собеседнику.
– Александр Александрович, Светлейший князь Григорий Потёмкин возложил на меня нешуточное поручение, исходящее прежде из уст матушки-государыни. Дурное чувство гложет мою душу. Не по-христиански как-то над головами хохлов мечом махать.
Князь генерал-поручик Прозоровский не был жалован Светлейшим князем Григорием Потёмкиным, но был основательно согрет горячим доверием российской самодержицы. Поэтому, обладая трезвым умом и ясной самооценкой всего происходящего в России, имел на всё своё личное проницательное суждение, с которым многим современникам приходилось считаться.
– Дорогой мой, не изводитесь зря. Ещё в апреле, в докладе правительству, Потёмкин бесповоротно решил судьбу сечевиков. Вас же, дорогой мой, послали не рубить православные кресты, а донести непокорному товариществу
