птицы – и смертоносная струя дроби вылетит из ствола. А в ожидании этой минуты волнуешься, все думаешь, как бы не прозевать взлета, да ловко ли ляжет приклад в плечо, да не забыть бы взять переда, не обзадить по стремительному чиренку. И как ни ждешь, всегда все-таки неожиданно утка вырывается не спереди, а где-нибудь справа, слева или даже сзади.
И вот – началось. Каждую минуту то тут, то там слышатся взлеты. Утки вырываются из-под ног. Утки стадами носятся над озером. Сколько их тут!
Прохладный туман кутает камыши в сырость и сумерки. Внезапно чуть не вплотную на тебя направляется ошалелый от пальбы табунок быстрокрылых чирят, нырков или грузных крикушек. Рука и глаз без спроса делают свое дело. Стреляешь раньше, чем успеешь сообразить расстояние, быстроту полета. Торопливо подбираешь убитых уток, перезаряжаешь ружье, достреливаешь ныряющего подранка.
Забылось время, не думаешь, куда идешь. Отмечаю только, где Виктор Степанович, в какую сторону подвигается, чтобы не выстрелить туда, не задеть его дробью.
Кругом заросли камыша – как рощи, озеринки чистой воды – как лужайки. От рощи к роще, от лужайки к лужайке – и всюду ждут тебя новые неожиданности.
Притаился в камыше – и жду. Вижу: крутя головой во все стороны, осторожно выплывает из камыша черная птица – кашкалдак. Ростом с утку, на голове лысина, клюв острый.
За ней показывается другая, третья, четвертая.
А над камышами, как бабочка, закидывая крылья высоко над спиной, медленно и бесшумно летит большой коричневый болотный лунь.
Вот он заметил лысую и сразу пошел книзу, стелет над самыми камышами и уже почти не двигает крыльями.
Но и кашкалдак-лысуха заметила его. Со стоном и хныканьем она кидается в спасительные заросли камыша. За ней сейчас же исчезают товарки.
Лунь дал круг над озеринкой и чуть не наткнулся на спокойно стоящую по колено в воде, большую, горбатую серую цаплю.
Цапля только повернула к нему острый, как штык, нос, – и лунь сразу взмыл, пошел выше и как раз в мою сторону. Не по его когтям добыча.
А цапля опять как будто заснула. Длинная шея вопросительным знаком повалена на спину и грудь, клюв снова глядит в воду.
Миг – и быстрей мысли развернулась шея, клюв, как копье, вонзился в воду. Миг – и клюв уже высоко в воздухе, раскрылся, и в нем блеснула и пропала серебристая рыбка.
Лунь налетел на меня совсем близко. Рука и глаз помимо сознания делают выстрел.
И цапля тяжело поднимается над камышами. Летит, вытянув назад прямые ноги, медленно махая точно из тряпок сшитыми, смешными крыльями.
Рука и глаз.
Я не хотел стрелять цаплю: зачем она мне? Но рука и глаз сделали свое дело: вот она лежит на воде, распластав широкие круглые крылья и грозно направив штык-клюв в мою сторону.
Что-то уж очень я разгорячился с этой сумасшедшей пальбой по уткам. Довольно мне дичи, все равно больше и не унесешь. Надо в себя прийти. Вон и профессор бахает и бахает, тоже вошел в раж.
– Хоу, Виктор Степанович!
– Здесь.
