Америку-уКак раз, выходит, впору!
Впереди за камышами в быстро надвигающихся сумерках показались темные купола стогов.
Под землей
Сказать правду, неохота мне было лезть под землю. Я с тоской глянул кругом.
Полдневное солнце стоит над степью. Ковыль до земли клонит свои пушистые султаны. И под синим-синим куполом, борясь с ветром, летят три медленные стрелы: три длиннохвостые сороки. Эх, хорошо!
– Виктор Степаныч, – говорю я своему спутнику, – и куда вы меня тащите? Птиц я люблю и зверей. Когда их нет кругом, мне скука смертная, гроб.
– Ну-с, – весело отвечает профессор, – покажу вам там такое зверье, какое вам и не снилось. Нечего трусить! Идем!
Впереди перед нами двое рабочих поднимали короткие толстые бревна и опускали их в небольшую яму. Кругом степь, как всюду под Челябинском, – вперемежку с колками: березовыми рощицами.
– Одну минуту, – обратился Виктор Степанович к рабочим. – Дайте спуститься.
И ногами вперед полез в черную яму. Его пестрая рябчикового цвета кепка исчезла под землей. Рабочие вопросительно смотрели на меня.
Медлить было неловко: могли подумать, что я в самом деле со страху.
Я стал на четвереньки задом к яме, нащупал ногой деревянную перекладину и стал осторожно спускаться вниз.
Яма оказалась как труба. Шатучие перекладины висячей лесенки вздрагивали и качались надо мной. Я лез и думал:
«А ну, сорвусь? Сколько времени лететь вниз? Может, тут до самого центра Земли дыра».
Но под ногами уже твердое – грунт. Площадочка. На ней в беспорядке – стоймя и лежа – короткие толстые бревна.
Глаза уже привыкли к полутьме. И вижу: в углу опять дыра и лесенка. Голос Виктора Степановича оттуда, из черноты, говорит:
– Это называется «дудка». Сейчас колено – и опять дудка. Давайте проворней.
– Дудки! – говорю я сердито. – Обезьяна я вам, что ли, карабкаться по таким лестницам? Лезем назад, вверх, и ведите меня к лифту.
Но тут сверху кричит рабочий:
– Спускать, что ли?
– Стой, стой! – кричу я поспешно. – Мы еще тут, обождите.
Быстро запихиваю себя в дыру, спускаюсь, спускаюсь – и вот, наконец, грунт.
Оказывается: черный коридор, низкий, узкий. Горит в потолке электрическая лампочка, дальше еще и еще.
– Штрек, – объясняет Виктор Степанович. – Мы в верхней, уже до конца выработанной лаве.
Глухо, как в бочке, отдают черные стены его слова и топот наших сапог по каменному полу. Нора и нора. Сбоку в стене отнорок – куда-то вниз.
– Сюда, – говорит Виктор Степанович.
По узкой, сырой, скользкой норе сползаем вниз на собственных «салазках». Уклон большой. Тьма кромешная. Снизу доносятся глухие удары, все нарастающий гул.
Вдруг мне так захотелось выпрямиться! Приподнялся на руках– и бац головой о камень!
Тоска
