я оценила, когда мы вышли из машины. С моими метр семьдесят два, он был немногим выше меня. Но развернутые плечи, прямая спина, манера двигаться вызывали ощущение уверенной в себе жизненной силы. Простая белая футболка обтягивала накачанные бицепсы. Модные голубые джинсы сидели на нем, как влитые.
Небольшое кафе, у которого мы остановились, было пустым. Столики стояли у самой кромки моря и волны ласково к ним подползали. Легкие шторы колыхались на ветру.
– Ты голодна? Или закажем кофе?
– Нет, только кофе.
Мы заказали кофе у вышедшего нам навстречу хозяина и прошли к столику.
– Ну вот, теперь можем немного спокойно пообщаться, – Дэн сел на стул.
– А где ты жил в России? – спросила я у Дэна, садясь напротив.
– Родился в Сухуми, потом родители переехали в Волгоград. Окончив школу, вернулся в Сухуми к бабушке. Я неплохо разбирался в компьютерах, знал английский, и меня, всего лишь второкурсника, взяли в местное отделение ООН. Проработав там несколько лет, уехал по контракту в Африку и до сих пор там торчу.
– А ты русский? – уточнила я.
– Есть российское гражданство, но отец – украинец, мама – абхазка.
– А ты откуда? – спросил Дэн.
– Из Новороссийска. Я только институт окончила и приехала поработать на каникулах. И попала на этих вот.. Всегда думала, что Греция – супербезопасная страна. А тут такое! – я всплеснула руками.
– Не удивительно, все цивилизованные и не очень страны разъедают одни и те же пороки: коррупция, нелегальная торговля оружием, наркотиками, нелегальная проституция. Между прочим, ООН со всем этим борется, как и с незаконным вывозом мигрантов. Кстати, а откуда ты знаешь греческий?
– Моя мама – из рода греков-понтийцев. Вообще-то мы, понтийцы, тоже говорим на разных диалектах, но это не современный новогреческий. У нас в семье говорили на эллино-понтийском диалекте – это нечто среднее между новогреческим и древнегреческим.
– А что за новогреческий?
– Сейчас все говорят на димотики, на разговорном. После освобождения Греции от турок, чтобы очистить язык, искусственно создали «чистый» – кафаревуса, на основе одного диалекта древнегреческого. Но народный разговорный его вытеснил. Я поднатаскалась в новогреческом, когда мы с семьей в Салониках жили и потом, когда на каникулах приезжала, с местными общалась.
Я вспомнила свою юношескую любовь – греческого аполлона, с которым мы практиковались не только в языке, но в и поцелуях.
– Да, запутаться можно, древнегреческий, новогреческий, понтийский, димотики.. – Дэн замотал головой.
– Это точно! – я рассмеялась. – Все непросто! А ты украинский или абхазский язык знаешь?
– Понимаю, но не говорю, – Дэн развел руками.
– Мои предки в советское время свое знание греческого не очень-то афишировали, как и свои эллинские корни. После расстрела прадеда в тридцать
