соглашайся! Пожалуйста…»
Я принялся упрашивать ее так, словно она сидела в соседней комнате. Рассказал про нашу старенькую корректоршу и дорогие лекарства, на которых та держалась. Что верстальщику надо платить за учебу сына. У всех долги, кредиты, болячки. Не говоря о моем семействе. Но в ответ лишь звенела душная тишина. Ни знака, ни намека, ни звука. Листва, тяжелая, как перед ливнем, шелестела мелкой дрожью… И тогда я просто нажал кнопку. «Ваше сообщение отправлено», – пискнула в ответ трубка.
Первое время, когда жара только пришла в город, я недоумевал, откуда доносится музыка? А потом понял – это посольство устраивает ночные пикники. Двор, где они отдыхали, когда жара спадала, находился буквально через стену. И вот теперь, когда дело было сделано, я сидел на подоконнике и слушал безмятежную однообразную мелодию. Она разбудила во мне забытое чувство из детства, чувство тревоги и восторга. Чужая музыка и сознание чего-то значительного и до слез обыденного… Смешно, правда? Это чувство оберегало меня с той поры, как ушел отец и между мной и миром никого не осталось. Это ощущение было отчетливым, словно вкус молока или хлеба, и говорило о том, что мир и вселенная живы, причем не только деревья, или трава, или люди – но живы дома, улицы, шары на пожарной каланче и даже сточная решетка. Подросток, точно так же сидевший ночами на подоконнике, думал – так будет всегда. А теперь я мечтал вернуть это ощущение.
«Наверное, об этом думает каждый…»
Я спустился с подоконника.
«И художник, и толстый следователь…»
Но как это сделать?
Я совсем было собрался закрыть окно и включить кондиционер, как из подъезда напротив метнулась полоска света. Фигурка показалась мне знакомой, и я невольно спрятался за штору. Тут же выглянул снова. Теперь, освещенную лампой, девушку было хорошо видно, и это была девушка художника.
Как тогда на террасе, я почувствовал укол ревности. Девушка вошла в подъезд и вызвала лифт. На последнем этаже он остановился, по лестнице прокатился звук закрывавшейся двери. Свет в кабинке погас, а спустя минуту захлопнулась дверь квартиры. В тот же момент мое воображение нарисовало и тусклую лампу в коридоре, и двустворчатые двери, и то, как хрустит под ногами выбитая плитка. Я отчетливо видел, как мой палец нажимает кнопку. Слышал, как стучат ее шлепанцы. Вот лязгает замок, и дверь открывается. Я вижу птичий профиль девушки и глаза, этот изумленный оценивающий взгляд. Она покусывает верхнюю губу. Улыбается и смотрит на меня, машинально поправляя на плече бретельку. Отступает назад, позволяя мне войти в коридор.
Я закрыл лицо, но коробки с детскими вещами все равно остались на месте. Вчера я заказывал эти штуки, принимал от курьеров и расписывался в квитанциях. Совал чаевые, словно хотел замять неловкость и откупиться; словно знал, что всего через сутки, пока моя жена в роддоме, я буду думать о девушке, которую вижу впервые.
Пока я размышлял
