такой человек, который знает просто-напросто все.
За кулисами недоумение также росло.
В театре рыскала полиция. Много полиции. Что-то искали. Везде заглядывали.
– Может, позвонили, что бомба, – предположил в буфете артист миманса Волосов.
Внутреннее радио опять призвало всех сохранять спокойствие.
От этого всем стало еще больше не по себе.
Даша ходила из угла в угол гримерки, то и дело зевала; глаза при этом были не сонные, а широко открытые и блестящие. «Психует», – подумал Славик, выключил радио в гримерке совсем. Передумал – так можно пропустить важное: просто убавил звук. Антракт так затянулся, что разогретые мышцы уже остыли.
– Такое бывает. Наверное, просто опять какой-нибудь псих позвонил, якобы в театре бомба.
Зря сказал. Поздно. Лицо Даши под гримом, казалось, треснуло.
Славик не пугался, когда мама плакала. Мама плакала тихо, накрывшись пледом и отвернувшись к спинке дивана. Почему говорят, что «маменькин сынок» это плохо? Мамин сын – заботливый сын. Он обнимал ее круглую спину, жалел. Она тогда поворачивала мокрое лицо, улыбалась: «Ничего, я просто устала».
Когда театральные бабы закатывают истерику – это совсем другое! Истерики его пугали.
Но Даша не заплакала.
– Теперь антракт. Бомба якобы, да? Бомба?!. Я не понимаю, – быстро, не глядя на него, заговорила она. – За что они меня так ненавидят? Я же ничего плохого им не сделала!
Спина у Даши была не круглая. Прямая, как спинка стула. Славик осторожно положил руку на костлявое твердое плечо. Она не скинула, а как бы вышла из-под нее.
Но что еще делать – он не знал.
– Идем. Разогреемся по новой, – позвала она. – Когда начнут – мы будем готовы. Пошли.
Он поспешно поднялся.
За кулисами искрила всеобщая нервозность. Славик осязал ее, но теперь его было не пронять. Не то что раньше. Он снова был спокоен. Такая почти физическая тишина, как после зажившего разрыва связки: ничего больше не болит, все на месте, все как надо. Он снова сильный. Она знает, что делать. Она подскажет, как быть.
Пресс-секретарь московской полиции была крашеная брюнетка Оксана: черные волосы были с помощью щипцов-утюга вытянуты вдоль лица с искусственным загаром. Получалась ложно-средиземноморская картинка. Полицейская форма ей была к лицу. Злопыхатели шептались: «бессмысленная кукла» и «чья-то любовница». Второй ответ неверный: кое-чья дочка. Но дело все равно не в этом: новости бывают всякие, и когда они плохие, лучше, если сообщает их приятная девушка. Это осаживало журналюг. На красивых девушек труднее орать, а хорошо воспитанные журналисты писали не о криминальной сводке, о новостях культуры. Так казалось Оксане.
Вот бы рыкнуть однажды в телефон.
Но она не умела.
Переплетя под столом дивные ноги, опустив длинные волосы, она канючила в трубку:
– …Нет… нет… да, операция закончена… нет, с визитом президента никак не связано… нет, пока
