силой фашист и кирдык нам! Сковырнёт, как коросту, утопит в Волге, точно беззубых кутят.
Танкаев угрюмо слушал Кучменёва, сделал резкий жест, словно пытался прервать политрука, потом сунул руки и зашагал по блиндажу с папиросой в зубах, хмуря брови. С трудом сдерживаясь со злобой сплюнул:
– Значит кирдык. А, ты-ы, – он вдруг впился горячим взглядом в Кучменёва. – За мать, за отца…жизнь не отдал бы?! Э-э, – он диковато повёл глазами. – За Родину, за Сталина, за могилы предков…и умерэт не страшно. У нас гаварят: «Могила воина не на кладбище» и ещё гаварят: «После смэрти коня остаётся поле, после смэрти героя – имя». Ладно, проехали! – Танкаев снова подошёл к амбразуре, булатный кинжал отца в узорных ножнах грозно покачивался на его поясе. Он хотел что-то сказать, как дверь в блиндаж распахнулась, и на пороге, с ППШ на груди, объявился капитан Кошевенко. Жёлтый стяг света, падавшего от гильзового светильника, маслянно блеснул в лицо вошедшему.
– Здравия желаю, товарищ майор. С благополучным возвращеньицем, – картаво и весело гаркнул он, как залетевший с парной пашни грач.
– Дожд? – Танкаев посмотрел на сырой защитного цвета бушлат и обмякшую от влаги фуражку ротного командира.
– Так точно, со снегом! – ответил Артём. – А у вас тепло. Надышали. В сон так и морит. Разрешите, обратиться к товарищу старшему политруку.
– Разрешаю, – Магомед Танкаевич угадал по голосу капитана Кошевенко, что тот переполнен чем-то, как трофейный флянчик шнапсом.
– Ну, не тяни! – политрук сердито, стараясь переломить в голосе дрожь нетерпения, повернулся к Артёму. – Не уж получилось, Тюха?
Так точно, Саныч, – на обветренных губах ротного хоронилась победная ухмылочка. – Всё лыко в строку, комар носу не подточит. Теперича поглядим, – Кошевенко распахнул в улыбке щербатый рот. – Ан-те-рес-но, что наш фриц: закудахтает, али закукарекает, когда мы жахнем и жиманём их петушатню!
– Потери есть?
– Никак нет! Все целёхоньки, хоть щас на ВДНХ! – бойко ответил Артём, пестая на груди, как жёнушку ППШ.
– Э-э, ты, что вэсёлый такой? Пил что ли?
– Как можно, товарищ майор! – сверкая глазами пуговицами плутовских глаз, повёл в сторону головой Кошевенко.
– Есть новость, Михаил Танкаевич. Хорошая новость! Разрешите…
– Выкладывай! – Танкаев оседлал табурет.
Кучменёв по-военному быстро и чётко изложил произошедшие события в отсутствие комбата. Доложил о доставленных Ледвигом «языках», о допросе последних с пристрастием и о принятом капитаном Кошевенко с сапёрами рейде. При этом сам Артём блаженно улыбался, сделал вид, будто хлещет себя в бане веником по ягодицам. Танкаев засмеялся, а вместе с ним и все остальные.
– Ай, маладэц, чэстное слово! Чёртовы «Баррикады» заминировал под носом у немцев. Вах, герой! Если получитца всо чисто, чэтно и ясно – ордэн с меня! Сапёрам, дашь полный список фамилий – медаль «За отвагу». Эй, сержант Бочкарёв!
– Я
