погубит меня хочэш-ш, в глазах батальона? Отставыт, боец Тройчук, – он чужими гневными глазами уставился на неё. – Где вы должны быт?
– В блиндаже связи, товарищ…Ми-ша-а! – она бросилась к нему на грудь. Боюсь, боюсь! За тебя…За нас! – она заклевала его поцелуями, бурно дышала. Касаясь пальцами его медных скул, часто повторяла:
– Погоди, погоди, родимый…ой, дура…что-то хотела сказать…
– Уходи! Немэдленно уходи. Здэс опасно! Кругом, марш!
– Да, да…Конечно…Так точно, товарищ….Мишенька-а! – вера взвизгнула от отчаянья, боли сердечной, будто невидимый кнут плотно обвил её лицо.
Он оторвал от себя исступлённо целовавшую его Веру, тирком поцеловал её в губы, оскалил белые плотные зубы, рыкнул, не оборачиваясь пошёл по траншее. Позади, у миномётного расчёта Овчаренко, осталась Вера. Магомед не оглянулся ни разу, не видел её бледного, опрокинутого лица, хлынувших слёз из широко открытых немигающих глаз.
Вера, не чувствуя ног, пошла прочь, и не было сил в её руках, что бы утереть слёзы, падавшие с длинных чёрных ресниц.
За спиной с ехидцей хахакнули миномётчики:
– Да-а, девка…Влипла-а, как муха в смолу…
– Ха! Известно дело. Абрек не подарок. Из камня проще слезу выжать.
– И куда только наш товарищ старший политрук смотрит. Это ж…на фронте…моральное разложение, так, старшина?
– Не знаю, – буркнул в сивый карниз усов Матвеич.
– А я знаю. Потому, как красному командиру надо держаться подальше от юбок. Устав запрещает. Какой он пример подаёт солдатам своим?
– А ну, заткнись, мозготрёп. Не твоего ума дело. Ты это…Комбата не трожь! А баба, она и есть баба. Кошка и та…ласково слово ждёт. Цыть! О немцах думать надо, о враге!
– О враге? – борзо откликнулся ефрейтор Певцов. – Эх, был бы у меня такой матюгальник, как у гансов, я бы им-падлам…тоже кое-что ядрёное сказал, без переводчика. Немчики…немчура…немчуги, чтоб вам ни дна, ни покрышки! Глянь, братцы, немец какой хортый – гладкошёрстный хорь, холёный, упитанный гад! Не то что мы, кожа да кости – суповой набор. Вон одёжа от вшей шаволитца!
– Немудрено, – усмехнулся Матвеич. – Из окружения шли два месяца по колено в грязи, тут любой запаршивеет.
– Что ж будет то ныне, старшина? Огребём по полной, с солнышком прощаться будем. Силища-то какая пр-рёт!
– Не боись, робяты. Оно, ведь, как…Пошёл кабан медведя пужать…А ну, айда по местам!
Сними переливами играл дневной свет. Чётко, как врезанный в снег, зубчатился впередах пограничный полу сгоревший забор, и, прикрывая нежную сиреневую дымку неба, темнели заводские циклопические корпуса.
Глава 9
Чу! – вся многокилометровая линия Сталинградской обороны вдруг услышала гул с западной стороны. От промзон заводов СТЗ, САЗ, «Баррикады», севернее от речки Орловки и ниже по Волге в районе Мамаева кургана, красной слободы, Ельшанки, Минино, Купоросное, – будто случился тектонический
