что такое «недружелюбные»? – спросил я бабу Маню, когда мы вышли за ворота.
– Ну, наверно, жадные.
Так мы довольно быстро оказались в конце улицы, на краю деревни. Люди уже ходили. На стук в окно или двери отзывались охотно, но не очень дружелюбно.
Остановившись и обернувшись назад, когда небольшой обход наш закончился, я показал бабе Мане на совсем маленький кирпичный домик, стоящий в центре улицы, без окон, с невысокой железной дверью и мудреным замком, в который мы не стучались, и спросил:
– Кто в нем живет?
– Небось про лешего думаешь? – улыбнулась баба Маня. – Нет, Марик, это – амбар, кладовка такая. Для хранения дорогих вещей. Вроде общего сундука. Пожаров-то в деревнях много бывает. Вот их и строили – каменные и отдельно от домов. Люди у себя живут, а вещи тут лежат. Но на виду. И ключ у старосты. Туда даже мышь не подлезет – с умом строили.
Я увлекся: какие же вещи там могут лежать и что значит «дорогие»? Но поскольку вопрос еще не сложился, дальше шел молча.
Солнце уже пригревало. Дорога наша вилась в глубь полей и перелесков пыльной лентой, кое-где накрываемой тенью придорожных деревьев. Мы сняли обувь, каждый повесив ее связкой через плечо, и шлепали по ней, наслаждаясь сытостью и теплом.
Удивителен все-таки мир. Удача приходит, откуда ее и не ждешь. Неудач, невезенья – больше. Но вдруг все это перекрывается с излишком в другом месте, и тревоги отступают. И ты уже видишь мир дальше колодца, базара, телеги. А он прекрасен! Удивителен и прекрасен!
Я постигал эту правду, еще не будучи способным делать заключения. Но мироощущения вливаются в нас уже с молоком матери. Я бы даже сказал, что это тоже молоко – от мира, и оно для души. Конечно, я не помню всего. Лучше запомнились первые встречи, первые дни нашего похода. Кое-что, может, было не в такой последовательности, с другими подробностями. Ведь пишу я через шестьдесят лет! И у меня внучка старше того возраста, в котором я был. Но мне ничего не надо выдумывать. В памяти гораздо больше всего, что можно доверить бумаге. Поэтому я пишу без вольностей, как велит мне правда. Много людей потом прошлось по моей судьбе. Но эти, из первых встреч, мне дороги своим существом. Я таков по их воле, по их вине. Не след они оставили во мне, а частью моей стали. И рад я, что благодаря им увидел очень много и очень рано. Не как созерцатель, а как действующая косточка мира.
Шла по миру война. А мы шли с бабой Маней от деревни к деревне, чтобы выжить в ней.
До следующей деревни шли долго. Успели и поесть, и поспать на траве. Изредка нам попадались люди, шедшие навстречу. Баба Маня справлялась о какой-нибудь деревне, в какую сторону идти, куда дальше, где ближе. И единожды нам попалась пара: сухонький дедушка и пухленькая девочка. Ну как мы, только всё наоборот!
Пока старики наш разговаривали между собой, мы с девочкой молча смотрели друг на друга, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что делать.
Такую парочку я видел впервые. Что-то в моей голове не вязалось с ее внешним обликом. Наконец
