на Двенадцатой линии.
Он сноровисто подхватил саквояж сыщика и поволок к выходу, приговаривая:
– Вообразите, блюда высочайшего сорта по доступным ценам. Вообразили? Скоро сами убедитесь, что там именно такие и есть. Волшебство! Пир Валтасара! И не придется, так сказать, лишних денег тратить, – толстяк споткнулся о чей-то узелок, отшвырнул его ногой и обматерил незадачливого пассажира, кинувшегося за своими пожитками, после чего продолжил елейным тоном. – Если есть лишние деньги, лучше мне отдайте. Да вы все отдадите, батенька, когда певицу мою услышите. Соловей! Что там – райская птица и та не возьмет столь высоких нот…
Идущий позади всех Пьетро скрежетал зубами от злости.
Холодзяжко не умолкал всю дорогу, разглагольствуя о разных пустяках. Утомив всех собеседников, он перебрался на козлы извозчика и стал собачиться с ним.
– Здесь сверни! Ты что, дороги не знаешь? Через канаву-то быстрее.
Он выскочил из коляски, проявляя неожиданную прыть, и первым спустился по ступенькам в подвал.
– Извольте видеть, г-н Кузьмин, как и обещал вам – столовая фон Дервиза! За этой неказистой дверью ждет роскошный обед на любой вкус, лишь бы только этот вкус в организме присутствовал. А то ведь у некоторых, так сказать, нет ни вкуса, ни совести, – толстяк покосился на Пьетро.
– Мамма миа! Вы все не уйметесь? – взвился тот. – Я вам ребра пересчитаю! Если, конечно, доберусь до них через раздутый мамон.
Сыщик плавно вскинул руки, словно дирижер в опере.
– Господа, предлагаю перемирие. Давайте отложим острые стрелы на время обеда и делового разговора. Сегодня вы не конкуренты, а союзники. Ваши таланты будут прославлять Россию на парижской сцене. А чтобы никто не беспокоился по поводу вознаграждения, и того, кому именно оно достанется, – Мармеладов понизил голос до доверительного шепота, – я заплачу вам обоим.
– Великие слова! – восхитился Холодзяжко. – По таким словам постигаешь, что перед тобой поистине великий человек. Человечище!
– Но заплачу после прослушивания, – добавил сыщик.
– Само собой, – вздохнул Пьетро и шагнул вслед за ним в дверной проем, пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку.
Кухмистерская разделялась на большую комнату с общим столом, где как раз сейчас обедали студенты и писари из окрестных контор, и четыре отдельных кабинета. Холодзяжко повел всех в дальний уголок.
– Ближе к кухне, – пояснил он, – а значит, суп не остынет, пока будут нести, и остальное, так сказать, тоже.
Мармеладов любил подобные трактиры с простой кухней и шумной компанией, в другой день он сел бы за длинным столом – побеседовать с незнакомцами, послушать байки и сплетни. Но приходилось изображать владельца варьете, приехавшего из Парижа, поэтому он придирчиво изучил меню, отказался от обеда из общего котла и заказал цыпленка, запеченного целиком, а для Полины – фрикасе из кролика. Девушка играла роль безукоризненно и с большим воодушевлением, она игнорировала сальные остроты
