переименовали в поселок с гордым названием Родина. Пообвыкли и зажили позевотам Ленина, которого в глаза никто не видел, но все о нем все знали.
Открыли школу, всех туда согнали, учили грамоте, арифметики, естественным наукам. А Трофим, когда узнал, что земля круглая, чуть на тот свет не отправился. Ведь видал он картинку в богатом мещанском доме сестры, удачно за муж вышедшей, еще до революции. Где она – диск, на трех слонах, стоящих, на спине кита, носима была. И считал, что коли до горизонта добраться, то и в пропасть сгинуть можно, благо проверять не пошёл. Негоже стариков так пугать. Открыли больницу, из Сорочинска привезли врача, он набрал из молодежи мозговитых девчин и стал обучать больничной грамоте. Дети больше не умирали. Вместо отваров полыни появились диковинные пилюли.
– Эх, раньше бы все это, – возмущался Андрей, – была б у нас детей куча, а то из всех Настасья с Павушкой только и выжили.
О прошлом вспоминали редко, плохое забылось, только Нюрашка за корову долго на власть обижалась, до самой смерти ее вспоминала, даже дояркой в колхоз устроилась, что бы видать её чаще. Уж очень она свою животинку любила, ведь корова на селе не только кормилица, она как член семьи. В морозы загоняли скотинку в дом, протапливали дровами печь в передней и согревались с нею вместе, так и жили. Саманные комнатушки делили в лютые зимы с животинкой. Задняя да передняя. В задней спали, всем большим семейством, в передней есть готовили в печи, на дровах, ухватами горшки доставали, крышку откроют – аромат изумительный, ребятня так и бежит со всех сторон. Окна в домишках маленькие, насколько бычий пузырь тянулся, стекло в дефиците было, а при барине в Верхнеуральском уезде, так никто вообще про него и не слыхал.
Жили, с природой в гармонии. Вечерами рукодельничали, под свет лампадки, песни мелодичные пели, душа радовалась. Егор часто вспоминал былые времена, но не жалел. Ведь и он, и дети теперь читать писать умели, а раньше только в семинариях духовников обучали, сейчас же и тех разогнали, и сказали, что бога вообще нет, так как в трубу подзорную, сколько не глядели, его не видели. Но бабки все равно верили, попрятали кресты с иконами под половицы. Занавешивали оконца да, молились.
Бабы вообще народ чудной, все на веру принимают. Лишь бы сказка была складной. То про кикимор болотных, то про леших, то про ведьм, жути наведут, а потом спать боятся. Из харчей, раньше похлебка была с репой в моде, тыква пареная, ох, уж и сладкая, а теперь всего в достатке. Все поровну. Андрей с Егором часто гутарили о былых временах. Вечерами зимними под горячую, помянут царя батюшку, да и по домам.
***
В дверь постучали. На пороге появилась Клаша, вся заплаканная, глаза припухшие. Резво ринулась в заднюю.
– И что, даже здрасти не скажешь? – упрекнул девицу Андрей.
– А что мне с вами здороваться, коль вы на жениха моего заритесь.
