принято, фрейлейн, ведь вас приказано… прошу прощения, выслать. Все вышло бы иначе, если бы… о!
Это удивленное восклицание было вызвано тем, что девушка откинула капюшон и сняла с лица маску. Асфельд таращился на нее, как на привидение. Таким же оторопевшим выглядел, должно быть, святой Павел на пути в Дамаск.
– Так в каком случае все вышло бы иначе? – спросила она желчно.
– Если бы… если бы я вас увидел раньше… – пролепетал он как будто в забытьи. – Вы… восхитительно хороши!
Она не удержалась от смеха.
– Это у вас так принято – выполнять задание лучше или хуже в зависимости от внешности сопровождаемого?
– Нет… о нет! Умоляю, простите, что я так дурно с вами обошелся. Меня извиняет…
– …только то, что вы спешите к Ее высочеству с разговором, не терпящим отлагательств? Так чего вы ждете? Скачите, нам больше не о чем говорить! Хотя нет: знайте, я надеюсь, что больше никогда вас не увижу! Поехали, Готтлиб! – крикнула она кучеру. – Постарайся ехать поаккуратнее, хотя я очень хочу поскорее покинуть этот негостеприимный край!
– Нет, нет! Умоляю, фрейлейн, хотя бы еще словечко!
Но Аврора решительно затворила окошко, надела маску и забилась в угол кареты. Кучер хлестнул лошадей. Только тогда она прыснула.
– Еще один! – проворчала Ульрика.
– Ты это о чем?
– Сами знаете: еще один влюбленный. Надо было вам пораньше открыть личико, а то меня ужас как растрясло!
Аврора, не отвечая ей, украдкой глянула в узкое заднее окно кареты. Молодой Асфельд застыл как вкопанный на своем коне посреди дороги и провожал ее взглядом, забыв накрыть шляпой свою рыжую голову.
Она оценила бы по достоинству потрясение офицера, если бы по волшебству сумела подглядеть за его возвращением во дворец в Целле. По случайности в момент его спешивания во внутреннем дворе туда спустилась и баронесса Беркхоф. Подойдя к лейтенанту, она осведомилась, как все прошло, и была удивлена его невнятным ответом и отсутствующим видом.
– Надо же, лейтенант, вы настолько утомлены?
Он вздрогнул.
– Я? Утомлен? Ничуть! Я – верный слуга Ее высочества. – Для большей убедительности он звонко щелкнул каблуками.
– Значит, я могу ей о вас доложить?
– Обо мне? Ее высочеству? Зачем?
– Как же, перед тем как я отправила вас сопровождать графиню Кенигсмарк к границе, вы жаждали аудиенции по делу, которое, по вашим же словам, не терпело отлагательства.
– Вот как? Прошу меня простить, баронесса, что-то не припоминаю…
Он поклонился и зашагал прочь, как деревянный, с блаженной улыбкой и с умилением во взоре.
– Одно из двух, – пробормотала про себя баронесса Беркхоф. – Либо он сомнамбула, либо влюбился. Я предпочла бы второе: от этого могла бы быть польза.
Аврора
